Ведьма

– А ты ушли Тадека. Домой отошли, пока о помолвке Элька ему не выболтала. Войцех – государь мудрый, найдет способ сына удержать. А там поумнеет, смирится. Тадеуш не глуп. Элька голову ему затуманила. А как станет Эльжбета женой Влада, Тадек отойдет, успокоится. Не так он воспитан, чтобы о чужой жене печалиться. Он ведь не таков, как Иларий…

Казимеж глянул на сына так, что тот осекся.

– Да, Илажку в штанах сама радуга не удержит. Нашел чем гордиться. Одни заботы от него. Да не о нем нынче речь. Спасибо тебе, сынок, за совет, за то, что не осуждаешь меня, хотя тебе первому впору.

Они попрощались сдержанно и сухо. Как всегда прощались с того самого дня, как пришел в себя княжич после большой беды. Искалечила она Якуба, потерял князь наследника, но обрел такого советчика и помощника, о каком и мечтать не мог. Дело говорил Якуб, надо дальнегатчинца отослать. Да так, чтобы не мешкал. Обдумать надо. Умел думать старый бяломястовский лис Казимеж.

Долго ворочался в постели и все думал, думал. Об Эльке, о Владе, о Якубе и, как не отгонял он тяжелые мысли, о синеглазом манусе. И чем дальше думал, тем больше закипала в душе ярость, тем крепче сдавливал сердце страх за сына. Подведет Иларий своей дружбой Кубуся под Владов костяной нож. Один Якуб покорится, а ежели при нем останется такой баловень судьбы, как Иларий, сильный, умом скорый, – быть беде. Да какое там, о грядущем ли речь, когда вот-вот из-за Илажкиных проказ маги дворовые взбунтуются. Сколько раз говорено ему, ветру синеглазому, не зарься на чужих баб. Девок мало? Вдовушек? Так ведь мнет под себя всякую, не разбирая. А разве ему какая откажет. Да, верен Илажка, силен, сколько раз беду отводил. Но беда ведь не всякий день в ворота стучится, а блудни и паскудства Илария то и дело разбирать приходится.

Темные, тревожные, страшные мысли бродили в уме князя. Затянули все, словно темные облака. А под утро сгустились в груди в тяжкую решимость. Едва выступил над дальним лесом алый край солнца, князь поднялся, кликнул мальчишку. Тот сонно принялся рассказывать господину о том, что гости, мол, со двора уже поехали, но князь не стал слушать. Ну их к радугам, гостей этих, убрались – и ладно. Хоть к Безносой. Князь наскоро умылся и велел вызвать к себе Юрека.

Тот выслушал приказ с опущенной головой. И потому не видел князь, как зажглась в глазах палочника мстительная радость.

– Да помни, живого привези, – бросил напоследок Казимеж. – Уморишь мануса, Юрек, шкуру спущу. И мужичков твоих не обойду. А если сделаешь все как надо – князь Бяломястовский благодарить умеет.

Юрек скрылся в утренней мгле.

Глава 5

Осторожно, крадучись. Чтоб ни единой хрустнувшей веточкой не выдать себя.

Горло перехватило. В ушах клокотало расходившееся от страха сердце. В животе ныло от голода и тревоги, но ноги, казалось, сами несли вперед. Только б не заметили.

Пятеро в темных плащах без гербов.

Под ногой треснула ветка, и Агнешка тотчас съежилась, прижалась к земле, пока светлые тонкие лучи обшаривали лес. Нити света распались на поисковые огоньки, но и те, покружившись над самой головой девушки, полетели прочь, к отряду, не заметив преследовательницы. Что велели им искать? Какого врага? Едва ли растрепанную маленькую лисичку, босую, в оборванной рубашке, съехавшей набок косынке, с заплаканным и грязным лицом.

Только глаза выдавали в недавней жертве идущую по следу – в их серой глубине за пеленой страха и тревоги затаилась злость.

Горло вырвет…

Без магии…

Не приведи Землица…

Да только разве заметят огоньки в темноте под сводом перепутанных чернильных веток тьму, растущую в сердце? Куда им. Мимо пролетят, помашут стрекозиными крылышками. А глаза Агнешка на всякий случай закрыла, зажмурила до разноцветных мух – чтоб уж наверняка. И у палочников огоньки по глазам читают.

Светлячки-соглядатаи построились в лучи. Золотистые нити растаяли. Встревоженные ночными шорохами палочники опустили посохи, заговорили.

– Ну, пуганая ворона, – стараясь за смехом скрыть робость, бросил кто-то из них. – Кто в такую пору может здесь быть? Ну, пробежал заяц, птичка спорхнула, а уж вы за посохи… Вы б так суетились, когда молодчика этого брали, глядишь, и Манек ехал бы верхом, а не в повозке.

– Ведь то брат мой, – засопел, а потом и всхлипнул другой. – Как к матери на глаза, когда Манека…

– Хватит, – прервал его причитания тяжелый властный голос. – Манек от змеи и паскуды родную землю избавил, за то и смерть принял… А уж с этим отродьем… Черный князь лучше нашего разберется, вымотает потаскуну кишочки…

Кто-то, невидимый в темноте, зло хмыкнул, всхлипнул братец бедняги Манека. Палочники пустили лошадей шагом.

Агнешка поднялась, двинулась, крадучись, вровень с отрядом среди темных стволов и переплетенных ветвей. И за ней, невидимая глазу, двинулась тень, потянулась к голове девушки прозрачной рукой, но в последний момент отпрянула.

Луна выскользнула из рыхлого облака, отчего дорогу залило жемчужным светом, и отряд оказался виден как на ладони.