Ведьма

Пусть милуется дурочка Ядзя. Что ей, дворовой, сделается. О чем ей думать? Разве что, как в подоле не принести, а то матушка-хозяйка со двора прогонит. Не печалит ее народное благо, господский расчет – вон, целуется темной ночкой по чуланам, смеется.

И она, Элька, смеялась, как с Тадеком да братцем Якубом босая на реку бегала.

А теперь что делать? Казалось, разумнее всего написать письмо, матушке, батюшке, братцу, Тадеку. Написать, как князя с радугой видела, как опоить его решилась, а он разгневался, подумал – убить хотела. Написать, что ежели случится с ней страшное, то он, князь, во всем виновен…

Страшное случится…

Тотчас замелькали перед глазами картины, одна ужаснее другой. Да только Элька не зря золотничий перстенек носила, не зря звалась дочкой Агаты и лиса-Казимежа. Прорвался сквозь путаный лепет испуганного сердца голос здравого разума:

«Случится. Страшное. Да только Владислав умен и силен так, что отцу и матери твоим не представить. Захочет погубить – погубит. И рук марать не станет – одним словом, да что там, взглядом заставит тебя, красавица, распустить золотую косу да в омут кинуться, или купить у травницы яду, мол, мышей вывести, спать княжонке не дают… Братец, конечно, вступится, распетушится, а что он теперь может, искалеченный, – он против сельского колдуна не выстоит, выпила радужная топь Якуба почти досуха. А Тадек? Гордый, честный, из-за угла не ударит, на поединок вызовет. Книжник против высшего мага… Самоубийство. Разве хочешь ты смерти своего Тадеуша? Свадьба назначена, и, если не солгал князь, уж все окрестные княжества оповещены, готово все. А значит, не отступится Владислав, не возьмет добровольно позора на свою голову. Пойдешь под венец…»

Нет, нет, нет…

Растерялась Элька, всхлипнула, бросилась снова в комнату. Рассыпались мысли в голове, не клочками, мелким речным песком…

Бежать? Повиноваться?

Страх бросил княжну к окну, заставил распахнуть ставни. Луна хлынула в лицо, напоенная ароматами цветов прохлада, свобода…

И Элька едва не вскрикнула от отчаяния и тоски. Перегнулась через подоконник, подставила лицо лунному свету.

Руки на себя наложить? Побежать к реке, кинуться в черную воду – и нет бяломястовны Эльжбеты… Нет страха, нет мучительной безысходности, только покой. Мысль показалась такой приятной, что Эльжбета улыбнулась, и лунный луч скользнул на белую шею, погладил, словно одобряя, приглашая. Расстилая на далекой реке серебряную дорожку в темные глубины покоя.

– Шли бы вы спать, хозяюшка, – глухо шепнула темнота под окном. – Завтра вам под венец.

Эльжбета оглядела словно зачерненные углем облака кустов под окнами. От их темноты отделилась знакомая огромная фигура. Игор отвернулся от окна, не глядя на бледное лицо будущей хозяйки, откинул капюшон, и луна засияла в его длинных серебряных волосах.

– А чтоб сон ваш был крепок, – вполголоса добавил он, – Землице помолитесь. В самую пору вам молиться.

Игор так и не повернул головы, когда княжна захлопнула ставень, а тотчас с тоскливым скрипом пошел обратно. В растворенном окне было видно, как, шепча слова молитвы, прижалась белым лбом к стене Эльжбета.

Глава 20

– Кого как не тебя просить о помощи мне, владыка грозный, царь предвечный, – голос перешел в приглушенный шепот, – не тебе ли видны все мы, рабы твои, не твоей ли высоты убоявшись, к земле пригибаемся. Не от твоего ли семени понесла Земля и выпустила из чрева своего истиннорожденных магов. Ты, Небо, все видишь, все знаешь, поделись со мной своей неизбывной силой, утиши, как прежде, боль мою, потому как не земле, а тебе душа моя обещана.

Ведьма кинулась на темные камни, скорчилась, всхлипывая от боли.

Старый жертвенник потемнел от времени, пробилась между валунами трава. Когда-то давно на праздник поклонялись здесь Земле. Вставали кругом истиннорожденные маги от младшего – ведьмака деревенского, до старшего – высшего мага. Теперь же на источенных временем камнях корчилась одинокая неказистая фигура ведьмы. Трудно было разобрать, стара она или молода, худа или дородна. Широкая юбка и растрепанные волосы делали ее похожей на сгусток темноты, и постепенно тьма сгустилась вокруг, признав в ней слугу, собралась вокруг скорчившейся на камнях женщины глухим коконом. Глаза ведьмы, обращенные к небу, казались почти белыми. Она говорила тягуче и медленно, словно во сне. Казалось, она не понимает, где находится.

Тьма обвила ее щупальцами, и тонкие черные лепестки проникли под кожу, впитывая страдание. Ведьма перестала стонать, поднялась на четвереньки.

– Благодарю тебя, властитель ветров, никогда не просила я тебя о другом, кроме как утишить мою боль. Но сегодня есть у меня еще просьба. Я верно служу тебе много лет. И если душа моя хоть что-то значит для тебя, откликнись, призови радужную косу Безносой на голову Чернского князя Влада.