Ведьма

— И таков исход моей каждой жизни, — ведьма гордо вскинула голову. — Догонять чудеса по полям, да по тропкам лисьим, унимать тепло и восторг в груди.

Фелисия до конца не хотела этого. Сопротивлялась, но сейчас, осознав все в полной мере, больше не хотела противится.

— Знать и ведать как отвадить чуму и голод, как пресечь грешные пороки людям и направить верной дорогой к свету, покорять вершины своей судьбы.

Они убили в ней Любовь. Убили всё то, что Фелисия так старательно дарила им каждый год, селя и проращивая зёрна надежды в каждом. А в ответ получила только озлобленные взгляды и ненависть. Права, видно, была, когда говорила ван Алену — они всё равно её боятся, ненавидят и презирают.

— Вы не знали, о боже, правда? — тихий смешок и почти надменная усмешка, — Всё же было ясно как благие карты. Я спасла вас от Дьявола, Демона ли, некроманта, вы же платите мне огнем.

Они убили её мужа. Нет, не они конкретно, а люди. Мерзкие создания, не видящие перед собой ничего, кроме собственного страха и своих целей. Фелисия скосила взгляд и с удивлением обнаружила единственного, стоящего в толпе в капюшоне. Дохнуло тёмным лесом, и ведьма позволила себе лёгкую улыбку. Все же отца ей увидеть удалось.

— Вы костер сложили, сковали цепи, заключили меня в них и забыли, как из года в год я боролась за ваши жизни, за спокойный уклад вещей.

И сейчас они убивают её ребенка. Сейчас они убивают и её. Огонь, конечно, вряд ли полностью лишит её жизни, но однозначно доставит адскую боль. Ибо огонь этот не был ей братом, а подчинялся этому человеку, что сейчас опустил факел и сухая трава, вперемешку с хворостом, мгновенное вспыхнула.

— Что же, такова ваша воля, значит — убить ту, что способна была защитить от любых проклятий. Ту, что взором своим спасала от любых напастей и бед страстей.

Огонь подбирался ближе, неуверенно, точно прощупывая почву. И ей бы хватило одной только мысли, чтобы потушить его, но тяжёлые кандалы на руках с гравировкой рунических знаков этого сделать не позволяли. Ведьме хотелось взвыть, захныкать, как маленькой девочке, ощущая липкий ужас, пробирающийся в самую душу и сковывая её. Во рту резко пересохло, едкий дым ударил по глазам, вынуждая Фелисию зажмурится.

— Мы встретимся в Аду, прощайте!

Она в последний раз подняла голову, широко распахнув зелёные, прекрасно-восторженные глаза. Звонкий голос мешался с дымом, уносился искрами в потемневшее небо и можно было слабо различить звёзды. Фел блаженно улыбнулась, прикрыв веки. Они скоро встретятся. Нужно всего лишь немного потерпеть. Пусть боль от огня неимоверна, но, говорят, что никто не горит слишком долго. Ещё чуть-чуть и после, надеялась ведьма, настанет наконец долгожданный покой.

— Но не делить со мной котёл! Вам суждено гореть кострами, а мне – распаливать костёр!

Проклятие, слабое, но на самом деле просто на просто спящее, селилось в каждом присутствующем, осторожно обходя маленьких детей и тех, кто смотрел на неё с ужасом. На тех, кто отворачивался, когда послышались первые крики. И если бы не болт, точным выстрелом оборвавший её мучения, то жителям маленького селение предстояло бы ещё долго слушать вопли. Потому что насколько бы огонь не был Святым, разве может брат поднять руку на собственную сестру?

Впрочем, проклятие не пригодилось. В течении следующего месяца сгинули все от мала до велика. Мало кто обратил внимание на мужчину в потрёпанном плаще, опирающегося на палку, что легко постукивал ею оземь. И уж тем более никто не мог слышать речи Йонерана — полную яда, черноты и боли, которая селилась не в людях, а расползалась по всей деревне, разнося хворь от дому к дому.

Чума стремительной волной уносила одну за другой жизни, и все проклинали рыжую ведьму, сетовали, что не сумели разглядеть в ней прислужницу Дьявола, уж слишком хорошо девушка играла свою роль — доброй травницы, что всегда и всем помогала. Кляли себя, что глупо и слепо доверяли рыжей, и были обмануты, потому что колдовство — страшная сила и способна затуманить разум любому.