Ведьма

Несмотря на такой успех или, быть может, ввиду такого успеха, иезуиты удалили Жирара из Марселя. Они хотели воспользоваться им, чтобы поднять свой монастырь в Тулоне, весьма в этом нуждавшийся. Великолепное учреждение Кольбера — семинария флотских священников — было передано в руки иезуитов, чтобы очистить молодых священников от лазаристского направления, под влиянием которого они почти везде находились. Оба назначенных туда иезуита оказались малоспособными. Один был глуп, другой (отец Сабатье), несмотря на свой возраст, — человеком, чрезмерно увлекающимся. В нем жил дерзкий дух нашего старого флота, и он ни в чем не соблюдал меры. В Тулоне его обвиняли не в том, что у него есть любовница, да еще замужняя женщина, а в том, что он так дерзко и оскорбительно выставляет свою связь напоказ, что приводил в отчаяние мужа. Он вел себя так, чтобы муж понял свой позор, чтобы он чувствовал все его уколы. Дело зашло так далеко, что несчастный муж умер с горя.

Впрочем, соперники иезуитов вели себя еще скандальнее. Обсерванты, руководившие клариссами (или клернетками) Олиуля, публично содержали любовниц и — точно этого было еще мало — не щадили и юных пансионерок. Отец-привратник, некий Обани, изнасиловал тринадцатилетнюю пансионерку и спасся от преследовании ее родственников в Марселе.

Жирар, назначенный директором семинарии, скоро вернул благодаря своей внешней строгости и несомненной ловкости иезуитам их престиж над скомпрометированным монашеским орденом, а также над приходскими священниками, малообразованными и чрезвычайно вульгарными.

Здесь, в стране, где мужчины грубы и резки, женщины умеют ценить степенность северян и благодарны им за то, что они говорят на языке аристократичном и официальном, по-французски.

Жирар, прибыв в Тулон, уже заранее хорошо знал почву, на которую ступает. Здесь он уже имел союзницу в лице некоей Гиоль, иногда наезжавшей в Марсель, где одна из ее дочерей была кармелиткой. Гиоль, жена мелкого столяра, всецело отдала себя в его распоряжение, больше даже, чем он сам желал. Она была уже немолода (ей было 47 лет), обладала крайне пылким темпераментом, была извращена и способна на все, готова оказать ему какие угодно услуги, что бы он ни делал, кем бы он ни был, преступником или святым.

Кроме дочери, бывшей в Марселе кармелиткой, Гиоль имела еще дочь, которая была послушницей в монастыре Урсулинок в Тулоне. Урсулинки, занимавшиеся воспитанием, являлись повсюду как бы центром: их приемная, посещаемая матерями воспитанниц, была посредником между монастырем и светом. У них и благодаря им Жирар познакомился с городскими дамами, между прочим, с сорокалетней незамужней женщиной — мадемуазель Гравье, дочерью прежнего королевского подрядчика. Двоюродная сестра этой дамы, Ребуль, дочь владельца барки, ее единственная наследница, ходила за ней повсюду, как тень, и хотя ей было почти столько же лет (35), она все же надеялась наследовать ей.

Около этих двух дам собрался постепенно маленький кружок поклонниц Жирара, которые и выбрали его своим духовником. Иногда в кружке появлялись и молодые девушки как, например, мадемуазель Кадьер, дочь купца, белошвейка Ложье, дочь перевозчика Батарелль. Здесь читались благочестивые книги, иногда устраивались маленькие полдники. Ничто, однако, так не интересовало этих дам, как некоторые письма, в которых говорилось о чудесах и экстазах сестры Ремюза, тогда еще живой (умерла в феврале 1730). Какая слава для Жирара, вознесшего ее так высоко! Женщины читали, плакали, захлебывались от восторга. И чтобы понравиться своей родственнице, Ребуль иногда уже тогда впадала в странное состояние, прибегая к известному приему затыкать нос, чтобы слегка задохнуться.

* * *

Из всех этих женщин и девушек наименее легкомысленной была, несомненно, Екатерина Кадьер, хрупкое и болезненное 17-летнее существо, всецело занятое благочестивыми упражнениями и делами, с лицом исхудалым и бледным, указывавшим на то, что, несмотря на юный возраст, она сильнее остальных испытала на себе великие невзгоды времени, истерзавшие Прованс и Тулон.

Оно и понятно.

Она родилась в ужасный, голодный 1709 год, а когда стала девушкой, пережила страшную чуму. Казалось, оба эти события наложили на нее свой отпечаток. Она стояла немного в стороне от жизни, даже по ту сторону жизни.

То был настоящий печальный цветок, распустившийся в тогдашнем печальном Тулоне. Чтобы понять ее, необходимо вспомнить, что тогда представлял этот город.