Когда карал сам Бог, когда над грешником тяготела его рука, когда он мстил мечом ангела (как гласит древняя формула), то это было не так ужасно. То была рука, правда, суровая, но рука судьи и отца. Ангел, наносивший удар, оставался чистым и ясным, как его меч. Совсем иное дело, если приговор исполнялся нечистыми духами. Они поступают не как тот ангел, который, прежде чем сжечь Содом, покинул его. Они, напротив, остаются, и их ад похож на ужасный Содом, где духи, более гнусные, чем грешники, отданные в их власть, находят низменное наслаждение причинять страдания им. Такое поучение извлекал зритель из наивных скульптур, украшавших порталы соборов. В них таилась ужасная идея о сладострастном упоении чужим страданием. Под предлогом наказания дьяволы удовлетворяли на своих жертвах свои самые возмутительные капризы – безнравственная и глубоко преступная концепция мнимой справедливости, которая на деле увеличивает их извращенность, отдавая в их руки игрушку, и совращает самого дьявола.
Жестокое время.
С самых нежных лет бедные маленькие дети пропитываются этими ужасными идеями, дрожа уже в колыбели. Невинная чистая девушка сознает себя осужденной за удовольствие, исходящее от злого духа. Замужняя женщина, обессиленная его нападениями, борется и, однако, порой чувствует их в себе. Ужасное состояние, знакомое тем, кто страдает глистами. Сознавать в себе еще одну жизнь, ясно различать движения чудовища, иногда резкие, иногда тихие и приятные, еще более волнующие, точно находишься на море,– разве это не ужасно! И потеряв голову, человек обращается в бегство, пугаясь самого себя, желая спастись, умереть.
Даже тогда, когда дьявол не подвергал женщину своим жестоким нападкам, она – уже в его власти – бродит, подавленная печалью. Отныне нет спасения. Дьявол вошел в нее победоносно, как нечистый пар. Он – князь ветров и ураганов, а также душевных бурь. Под порталом Страсбургского собора эта мысль выражена грубо, но сильно. Стоящая во главе толпы Безумных Дев их атаманша, увлекающая их в пропасть, вздулась, одержимая дьяволом, выходящим из-под ее юбки в виде черных клубов густого дыма.
Эта вздутость живота – страшный признак одержимости. То пытка, но и предмет гордости для женщины. Страсбургская горделивица выставляет вперед свой живот и запрокидывает голову назад. Она гордится тем, что она вздулась, она – чудовище.
Женщина, за судьбой которой мы следим, пока еще не чудовище. И однако, и она уже полна им и его высокомерием, мыслью о своей новой счастливой доле. Земля не носит ее. Полная и красивая, она идет по улице с гордо поднятой головой, полная беспощадного презрения. Ее боятся, ее ненавидят, ею восхищаются. Вся поза, каждый взгляд деревенской царицы говорят: «Мне следовало бы быть дамой. Что делает она там, наверху, бесстыдная ленивица, окруженная столькими мужчинами, когда нет мужа?
Так устанавливается соперничество между ними. Деревня проклинает ее и – гордится ею. Если хозяйка замка – баронесса, то она – царица, даже больше царицы, жутко сказать, кто она.
Что за страшная и фантастическая красота, блещущая гордостью и дышащая скорбью. В глазах ее – сам дьявол.
Она отчасти уже во власти дьявола, но еще не совсем. Она все еще остается сама собой. Она не принадлежит ни Богу, ни дьяволу. Пусть злой дух вселился в нее и вращается в ней легким паром – он еще не подчинил ее себе, так как ее воля все еще в ее власти. Пусть она одержима – она еще не собственность дьявола. Порой он совершает над ней страшное насилие – однако без всякой для себя пользы. В грудь, в живот, во внутренности ее он кладет горящий уголь. Она извивается, вздымается на дыбы и все-таки продолжает говорить: «Нет, палач! Я останусь сама собой». « Берегись! Я хлестну тебя таким страшным ударом кнута из змей, что ты заплачешь и крики твои пронзят воздух.
В следующую ночь он не является. В воскресенье утром муж отправляется наверх в замок и возвращается расстроенный, подавленный. Сеньор заявил: «Ручеек, текущий по каплям, не в силах привести в движение мельницу. Ты приносишь мне деньги грошами, и от этого мне нет никакой пользы. Недели через две я должен уехать. Король отправляется походом во Фландрию, а у меня нет даже боевого коня. Мой хромает с последнего турнира. Живей! Мне нужно иметь сто ливров».
«Но где их найти, господин?»
«Если хочешь, ограбь всю деревню. Я дам тебе людей. Скажи этим мужикам, что они погибли, если не будет денег, а ты – в первую голову. Ты надоел мне. Ты баба. Ты трус и лентяй. Ты погибнешь, расплачиваясь за свою трусость и мягкость. Я тебя не отпущу. Сегодня ведь воскресенье. Как они будут смеяться, если увидят снизу, как ты болтаешь ногами на амбразуре дамка».
Бедняга передает жене этот разговор. Весь охваченный отчаянием, он готовится к смерти, отдает душу на попечение Бога. Жена, не менее его напуганная, не может ни лечь ни спать. Что делать? Как жаль, что она отказала Духу! О! Если бы он снова явился!