Ведьма без лицензии

Ирвин отшатывается и замирает в боевой стойке. Молнии бьют рядом и оставляют на дощатом помосте ветвистые ожоги. Весьма эффектно смотрится, молнии осыпают Ирвина фейрверком искр, но по-настоящему не попадают, не причиняют ни малейшего вреда. Я выдыхаю и опускаюсь на обратно сиденье. Почему жрец не вмешивается?!

За спиной Ирвина поднимается страж и, прихрамывая, подкрадывается. Ирвин словно не видит. Страж замахивается. В этот же момент Фирс выпускает вторую порцию молний. Ирвин изящно уходит перекатом и вновь оказывается на ногах, а весь пучок молний летит в бывшего стража. Я вижу, как белеет его лицо. Он вскидывает руку. В воздухе проходит рябь, страж закрылся щитом моментально. Каким бы он ни был человеком, боец он неплохой.

Всё же несколько молний его достают, обжигают плечи, локти. Рубашка загорается, и страж шлёпает ладонями по язычкам пламени.

Раздаётся истошный крик.

Основной пучок молний пришёлся на щит, а щит их не погасил, на поглотил, а отразил, и молнии впились в ничем не защищённого Фирса, оплели тело, будто в адский кокон спеленали.

О-у-у-у…

И он этим пучком в Ирвина швырялся?! А если бы попал?! Тва-а-арь.

Вой стихает, Фирс больше не подаёт признаков жизни. То ли сознание потерял, то ли отправился прямиком в чертоги Нексин.

—  Служитель, разве вы не сказали, что магия запрещена? —  громко спрашивает Ирвин, с некоторой брезгливостью глядя на распростёртое тело.

Фирса забирают младшие жрецы и целитель. Значит, жив. Несмотря на то, что Фирса прибить хочется, я всё же испытываю облегчение. Наверное, я слишком добрая… Хочу, чтобы он выздоровел, ведь тогда я смогу прийти в гости с посохом наперевес и отдубасить от души, гад такой, совсем без мозгов.

Стража тоже забирают целители, его ожоги даже издали выглядят серьёзно.

На помосте Ирвин остаётся один.

—  Милостью Нексин Всеблагой справедливость восторжествовала! —  громогласно объявляет жрец, но, удивительное дело, его заявление даже среди серых не находит поддержки.

Вперёд выходит немолодой мужчина, явно старше жреца:

—  Сеньор Мэгг, я глава общины этого города, Рант Прешич. Позвольте сказать?

—  Извольте, сеньор Прешич.

—  Ваша победа неоспорима, сеньор Мэгг. Я могу только приветствовать вашу победу, как истинно справедливую. Однако я не понимаю, как поединок вообще мог состояться.

—  Рант, о чём ты? —  перебивает жрец. —  Традиция поединков…

—  Я знаю! —  Рант не проявляет ни капли почтения. —  Нексин Всеблагая ниспослала посох истинному герою, голой грудью вставшему на защиту не столько храма, сколько укрывшихся в нём женщин, детей, стариков, готовому пожертвовать собственной жизнью! Получить право биться с посохом в руках —  величайшая честь. Но ты дал посох этому куску отброса.

—  Как ты смеешь!

—  Смею.

—  Позвольте вмешаться! —  Сквозя, внезапно вспорхнувший с моих колен, беспардонно приземляется на всё ещё лежащий на помосте посох. —  Он, —  Сквозя указывает на жреца, —  проиграл куску отброса в казино, а потом они договорились поделить её, —  указывает на меня, —  деньги.

Разве победа в поединке дала бы Фирсу хоть какие-то права? Наверное, я что-то упускаю.

—  Ложь! —  взвизгивает жрец.

—  Так значит пожертвования не в монастырь уходят?! —  не только Рант, но и ещё несколько мужчин из серых надвигаются на жреца с самым угрожающим видом.

Быть жрецу битому…

—  Иви, —  Ирвин подхватывает меня под руку, целует пальцы.

Толпа занята, на нас не обращают внимания. Прегрешения жреца занимают членов общины куда больше, чем наш с Ирвином уход.

Мы пробираемся вдоль стены храма. До самого экипажа Ирвин не отпускает моей руки.

—  Сквозя? —  ко мне попугай не вернулся, но и на плече у Ирвина не сидит.

—  Он сеньор самостоятельный, летает, где хочет, орешками у посторонних синьорин угощается, —  Ирвин помогает мне сесть в салон.

—  Что за намёк?! —  наигранно возмущаюсь я.

Ясно же, что Ирвин шутит.

Кай захлопывает дверь снаружи, мы остаёмся с Ирвином наедине, и экипаж трогается. Ирвин переплетает наши пальцы. Я с некоторым недоумением наблюдаю —  откуда такая серьёзнность? Ирвин проводит подушечкой большого пальца по моей ладони.

—  Иви…

—  Да?

Он улыбается уголком губ:

—  Ты поверишь, если я скажу, что влюбился в тебя?

Влюбился?

Наверное, поверю. Наше знакомство получилось не очень красивым, к тому же я относилась к Ирвину с предубеждением из-за романа, и мне было по-настоящему неприятно, когда он использовал меня, чтобы покрасоваться перед Ользой, но это ведь несущественно. Ирвин показал себя с совсем другой стороны. Осознав ошибку, он принёс извинения, а дальше… Столько, сколько он для меня сделал, для меня никто никогда не делал. А ведь Ирвин бескорыстен. Я уверена, если я откажу, он свободно позволит мне уйти.

Другое дело, что я совершенно не хочу уходить…

Но в том, что я готова остаться и, тем более, связать себя обстоятельства, я не уверена. Скорее наоборот, уверена, что не готова.

—  Возможно. А ты влюбился? Ирвин.

Пожалуй, самое ценное для меня то, что он пригласил тёте целительницу. Подкупает не столько забота обо мне, сколько о дорогом для меня человеке.