Ведьма Черного озера

С этими словами она подняла лежавшую на столе книгу, и Хрунов увидел под нею два дуэльных пистолета с взведенными курками.

— Ведьма, — усталым голосом повторил он. — Не завидую тому болвану, который рискнет на вас жениться.

При этих его словах княжна метнула быстрый взгляд в сторону Вацлава Огинского; во взгляде этом был испуг, которого, к счастью, никто не заметил. Юный поручик вспыхнул и шагнул вперед. Полковник Шелепов стал между ним и Хруновым, выдернув у того из-за пояса все еще торчавший там пистолет.

— Полно, поручик, — произнес он. — Ты, кажется, намерен бросить ему вызов? Не забывай, перед тобою даже не дворянин, а обыкновенный лесной разбойник, оскорбления коего стоят не больше, чем лай дворового пса.

— Быть может, вы и правы, — сказал Хрунов, которому нечего было терять. — Но я повторяю: княжна — ведьма, и муж ее будет самым несчастным человеком на земле, и проклятое золото Мюрата не принесет ей счастья...

— Вы опять ошиблись, — ровным голосом сказала княжна и на всякий случай убрала руки подальше от лежавших на столе пистолетов. — Золото, о котором вы так много говорите, не способно принести ни пользы, ни вреда, так как у меня его нет. Сразу же, как только оно было извлечено из озера, я передала его в комиссию графа Растопчина, ведающую возвращением награбленных французами ценностей законным владельцам. Что же до денег и иных ценностей, установить происхождение которых не представлялось возможным, то их я пожертвовала вязмитиновскому храму. Так что, сударь, боюсь, ваше проклятие не имеет силы.

— Вы не просто ведьма, — сказал на это Хрунов, — вы глупая ведьма, не умеющая извлечь пользу из собственного колдовства.

Полковник Шелепов, только что призывавший Вацлава Огинского сохранять хладнокровие и не обращать внимания на колкости, произносимые висельником, при этих словах крякнул и, не размахиваясь, ударил разбойника между лопаток чугунной ладонью. Раздался гулкий, как в бочку, звук; Хрунов, увлекаемый вперед силой богатырского удара, мелко перебирая ногами в попытке удержать равновесие, пролетел через всю библиотеку и остановился, упершись руками в подоконник. Здесь он обернулся через плечо, по губам его скользнула змеиная улыбка.

— Даже от собачьего лая иногда бывает польза, — сказал он. — Запомните это, вы, бревно в полковничьем мундире!

После этого он, не затрудняя себя лишними движениями, плечом вперед бросился в закрытое окно. Раздался треск ломающейся рамы и звон бьющегося стекла; сырой ночной ветер, ворвавшись в пустой оконный проем, задул единственную свечу. В темноте Вацлав Огинский и полковник, мешая друг другу, бросились к окну.

— Не трудитесь, — сказала княжна, — там его встретят.

И верно, не успели подошвы сапог беглеца со стуком коснуться каменных плит двора, как внизу послышался какой-то шум и медвежий голос лесника Пантелея произнес: «Шалишь, барин!» Вслед за этим раздался короткий свистящий лязг, тупой звук удара и мучительный стон. Только теперь оставшиеся в библиотеке вспомнили, что Хрунов вооружен: при нем все еще оставалась его сабля и длинный обоюдоострый кинжал.

Забыв о собственных ранах, Вацлав Огинский одним прыжком вскочил на подоконник. На миг его силуэт с обнаженной саблей в руке проступил на фоне освещенного горевшими снаружи фонарями окна; в следующее мгновение поручик присел и исчез из вида. Шум от его приземления еще не успел стихнуть, а княжна уже была у окна. Ветер трепал ее волосы, капли дождя попадали в лицо, заставляя княжну щурить глаза. В руке у нее полковник Шелепов с замиранием сердца увидел пистолет и в ту же минуту решил, что если придется стрелять, то сделать это надобно ему: он ни за что не хотел видеть, как княжна Мария Андреевна берет на душу тяжкий грех убийства.

Между тем внизу, на освещенном пространстве двора, разыгрывалась заключительная сцена этой драмы. Очевидно, Хрунов не рассчитал своих сил, прыгая из окна второго этажа. Раненая нога подвела его; хромая пуще прежнего и волоча ногу, он пробежал несколько шагов. Прыжок Огинского оказался более удачным: миновав лесника, который корчился на земле, зажимая ладонью разрубленное предплечье, Вацлав быстро настиг беглеца. Услышав за собой шаги, Хрунов обернулся — как раз вовремя, чтобы скрестить свою саблю с саблей поручика. Металл лязгнул о металл, потом еще раз и еще. Оба противника были изрядными фехтовальщиками; хромота Хрунова уравновешивалась слабостью Огинского, который еще не оправился от ран, полученных им во время злополучного рейда к мосту. Посему в течение некоторого времени поединок проходил без существенного перевеса той или иной стороны. Хрунов, однако, быстро приспособился к своей хромоте и начал теснить противника, который, похоже, слабел с каждой минутой. Слабость его вскоре стала очевидной для всех: Вацлав нетвердо стоял на ногах и с трудом отражал сыпавшиеся на него со всех сторон удары.

Хрунов тоже заметил это, и на лице его появилась уже знакомая змеиная ухмылка.