Ведьма Черного озера

По обыкновению распахнутые настежь ворота парка остались позади. В темноте не было слышно ни собачьего лая, ни колотушек сторожей — словом, ничего, что говорило бы о том, что усадьба хоть как-то охраняется. Человек, ехавший верхом по подъездной аллее вязмитиновского парка, не был удивлен или насторожен этим обстоятельством: он был здесь не впервые и знал, что княжна, при всем ее хваленом уме, совершенно пренебрегает даже самыми простыми мерами безопасности, как будто округа населена одними только ангелами в человеческом обличье. Что ж, одинокому всаднику это было только на руку; что же до княжны, то ночной гость полагал излишнюю самоуверенность одним из немногих грехов, за которые людям воздается еще при жизни.

Впрочем, он и сам не так давно был жестоко наказан за свою гордыню, и теперь, приближаясь к дому княжны Вязмитиновой, вел себя со всей возможной осторожностью. Девчонка и впрямь была хитра, так что кажущаяся безмятежность могла внезапно обернуться коварно подстроенной ловушкой.

Вскоре впереди забрезжил огонек, горевший в одном из окон второго этажа, а потом из-за деревьев выступили и фонари, освещавшие пространство перед парадным крыльцом. Тогда всадник остановил лошадь и спешился, стараясь делать это как можно тише.

Оранжевые отблески фонарей дрожали на мокрой листве и на покатых плечах мраморного Аполлона — того самого, который некогда привлек внимание княгини Аграфены Антоновны своим не совсем приличным увечьем. Уцелевшая рука античного бога была жеманно отставлена в сторону от туловища, и ее вытянутый палец указывал куда-то в темную гущу кустарника. Всадник обмотал поводья вокруг этой мраморной руки, огляделся по сторонам, проверяя, все ли тихо, и с шорохом углубился в мокрые кусты, обходя дом по периметру. Горевшее во втором этаже окно приковывало к себе его взгляд: несомненно, за этим окном скрывалась княжна, допоздна засидевшаяся над книгой очередного светила экономической науки или над списком последних виршей незнакомого ночному гостю Александра Пушкина.

Потом окно погасло, скрытое углом здания, и пришелец выбросил из головы посторонний вздор, целиком сосредоточившись на выполнении своей основной задачи: незамеченным пробраться в дом. Остановившись в кустах напротив заднего крыльца, он настороженно прислушался, но в тишине по-прежнему не раздавалось ни звука, если не считать шороха дождя и стука капель. Тогда ночной гость вынул из ножен на поясе длинный кинжал и одним стремительным броском пересек освещенное пространство заднего двора. Прижавшись к оштукатуренной стене, он замер в ожидании переполоха, но вокруг по-прежнему было тихо — так тихо, что ему почудилось, будто он слышит храп, доносившийся из флигеля, где ночевала прислуга.

Человек, выдававший себя за поручика Юсупова, коего никогда не существовало в природе, поднялся по кирпичным ступеням заднего крыльца, держа в одной руке тускло блестевший кинжал, а в другой — толстую черную трость с золотым набалдашником в виде оскаленной песьей головы. Под просторным мокрым плащом за поясом у него торчали еще два заряженных пистолета на тот случай, если поднимется тревога и придется отстреливаться от дворни, но для княжны самозваный поручик приготовил именно трость — как он и говорил княгине Зеленской, ему хотелось оставить на память княжне пулю из этого ствола, и ни из какого другого.

Просунув лезвие кинжала в щель между дверью и косяком, убийца нащупал железный язык щеколды, приподнял его кверху и осторожно надавил плечом. Дверь беззвучно распахнулась, из темного коридора в лицо пришельцу пахнуло теплом и запахами кухни.

— Обожаю деревню, — прошептал он, вступая в дом и притворяя за собою дверь. — Такая простота нравов!

Он немного постоял на месте, давая глазам привыкнуть к темноте, и осторожно двинулся вперед. Он дурно ориентировался в этой части дома, поскольку никогда не бывал здесь раньше; впрочем, на своем веку этот человек посетил столько различных домов, что без особого труда находил дорогу, руководствуясь одним лишь здравым смыслом.

По пути ему никто не встретился, и это было весьма неплохо: ему не хотелось раньше времени поднимать шум и отмечать свою дорогу трупами ни в чем не повинных дворовых людей, гибель коих не принесла бы ему ни малейшей пользы.

В холле первого этажа, куда он наконец выбрался, тускло горели прикрученные на ночь фитили масляных светильников. Такие же светильники освещали и лестницу, что вела на второй этаж. Нигде по-прежнему не было ни звука, ни шороха; если бы не красноватое мерцание светильников, дом выглядел бы покинутым, и убийце вдруг сделалось не по себе: ему вдруг почудилось, что он сбился с дороги в ненастной мгле и вместо дома княжны Вязмитиновой попал в какой-то заколдованный замок, населенный сказочными чудовищами, колдунами и феями. Вся эта нечисть до поры таилась по углам, следя за пришельцем злобными паучьими глазками, и ждала только подходящего момента, чтобы прыгнуть ему на спину.