Ведьма для инквизитора

Появление женщины в квартире детектива Ванька принял неожиданно ревниво, как разрушение мужского братства, и всем своим видом демонстрировал Саше, что он имеет приоритетные права на эту квартиру и на ее хозяина, то бишь Алексея Кисанова. Всегдашний разгильдяй, Ванька вдруг даже заделался передовым дежурным по кухне, исправно разогревая каждый вечер полуфабрикаты и моя посуду, — лишь бы не допустить самозванку к управлению их холостяцким бытом. Александра посмеивалась, но Кис чувствовал себя не слишком комфортно. Посему они чаще встречались в квартире Александры на Проспекте Мира. Но все же и на Смоленку заглядывали: Ванька ревновать — ревновал; когда Александра приходила — хамил и устраивал демонстрации, но когда они не появлялись больше трех дней — обижался и скучал.

— Он к тебе относится, как к отцу, — резюмировала Александра.

— А то я не вижу, — буркнул Кис и подумал: «Если б я к нему относился как к сыну, уже давно бы штаны спустил наглецу да надавал хорошенько по заднице…».

Впрочем, по истечение первых двух месяцев конфликт «отцы и дети» стал потихоньку рассасываться, Ванька допустил Александру к священному алтарю кухонной плиты, хотя сам неотступно крутился рядом — то ли ревниво следил, то ли помогал. И временами до Алексея, который частенько сиживал за работой по вечерам, стали доноситься взрывы их дружного смеха с кухни.

«Ты ваще качок, Кис, — сказал в один из этих дней Ванька, — я и не знал, что ты в телках разбираешься».

Кис, охваченный педагогическим порывом, едва не ударился в разъяснения по поводу вульгарного «телки», но в конечном итоге сделал выбор в пользу мира и взаимопонимания между поколениями и коротко ответил:

— А то!

Однако спустя несколько недель воцарившийся было мир в старой квартире на Смоленской стал опять расползаться по швам. Ванька в присутствии Александры стал как-то подозрительно бледнеть, заикаться и ронять посуду.

— Если он ко мне относится, как к отцу, то в таком случае у него явно наметился эдипов комплекс, — резюмировал Кис.

Александра улыбнулась, но снова стала реже бывать у Киса.

Должно быть, воздержание от встреч с избранницей «внештатного отца» охладило юный Ванькин пыл, поскольку еще пару месяцев спустя он чинно представил Алексею девушку, чем-то неуловимо напоминающую Александру.

«Ну ты качок, Ванька, — сказал ему Кис. — Я и не знал, что ты в телках так хорошо разбираешься…»

— А то! — важно ответил шалопай…

* * *

— … И ты согласился участвовать в передаче? — спросила Александра.

— Пока нет.

— Боишься?

— Не люблю, когда из меня клоуна делают.

— На это Усачев мастер, собеседников подставляет виртуозно… Что сказал, когда приглашал?

— О, пел соловьем! Лучшие-де кадры милиции ушли в частную практику, остались одни болваны, которые к тому же, раскрыв дело исключительно с помощью высокоодаренного частного детектива, приписывают все подвиги себе и получают звания и премии, а такие настоящие герои, как я, остаются в безвестности. А народ должен знать своих …

— …героев в лицо, — подхватила Александра. — Это девиз его передачи. Понятно. Усачев — великолепный профессионал самой похабной разновидности журналистики. Он нароет любой скандал, — даже там, где его нет. Помнишь, как он едва не довел до суицида Валю Елагину?

— Я не смотрю его передачи.

— Ну, молодая актриса, восходящая звезда, талантливая девочка, — Усачев зазвал ее в передачу и принялся полоскать проделки ее отца, коррумпированного депутата, намекая, что именно он устроил дочке на фестивале приз за лучшую женскую роль. Полнейшая ложь! Я знаю Елагину, она с пятнадцати лет со своим отцом не разговаривает! Знаешь, что меня больше всего бесит? Что Усачев держит всех за идиотов. Спел лисью песенку : «голубушка, как хороша, какие перышки, что за душа», — и уверен, что купил всех с потрохами! После чего беззастенчиво выворачивает эти самые потроха… И Валя, дуреха, тоже купилась на его лесть.

— Ну, так купилась же! Выходит, Усачев прав: идиотов слишком много. Иначе бы его передача не была бы столь популярна!

— Пожалуй, Алеша, я бы на твоем месте согласилась… Просто, чтобы доказать ему, что не все такие безмозглые…

— Зачем, Саша? Кому это нужно? Зрителям? Так если у них мозгу нет, то уже и не прибавится. Усачеву? Еще более бессмысленно.

— Мне. У меня еще за Валю Елагину к нему счеты. Руки пока не дошли, но уже давно чешутся.

— Ага. Руки чешутся у тебя, а отдуваться должен я?

— Боишься?

— По-моему, мы начинаем разговор сначала: не хочу оказаться в роли клоуна. Я ведь буду в прямом эфире, а нужные ответы иногда находятся слишком поздно. Я не мастер по словесным пикировкам.

— А ты поначалу прикинься дурачком простодушным, подыграй ему. За это время ты сможешь обдумать, как повернуть разговор. И, когда он уже будет уверен, что ты у него в кармане, — выдашь Усачеву все, что ему причитается…

* * *

Разумеется, он согласился. У него самого, по правде говоря, уже «чесались руки»…