Ведьма для инквизитора

Веру в торжество справедливости Алексей оставил в юных пионерских годах и давно не питал никаких иллюзий на сей счет. Да и само понятие справедливости оказалось слишком туманно, неконкретно, «амбивалентно», как выражалась Александра, — или, проще говоря, у каждого находится своя правда. Даже у такого душевно нечистоплотного человека, как Усачев.

Но сейчас ведущий вознамерился «уделать» детектива Алексея Кисанова на глазах у миллионов зрителей. Иными словами, Усачев сам напросился.

А раз напросился, — то получит.

* * *

Бессмысленно проболтавшись по улицам больше двух часов, Майя остановилась у какого-то бара на Проспекте Мира.

Бар был пустым, в нем по западной причуде почти не кормили и только предлагали разные напитки, от соков до самых крепких, да несколько видов легких закусок с тяжелыми ценами в у.е. Она села за столик и заказала коньяк. Бармен с любопытством смотрел на хорошенькую девушку, гадая, что же могло так испугать эту крошку, которую он, кажется, уже видел как-то в своем баре… Над стойкой работал телевизор, начиналась передача «Автопортреты», Майя тупо смотрела на экран, на самодовольное лицо Усачева, — уж этот-то портрет вся страна знает…

Усачев объявил гостя передачи, частного детектива Алексея Кисанова, и Майя сморщила нос: где-то она слышала эту фамилию… В голове гудело, будто ее огрели чем-то весьма увесистым, и мысли обтекали случившееся, как толпа обтекает раздавленную кошку, отводя глаза и стараясь не фиксировать в памяти жалкое зрелище поруганной маленькой жизни. Она сгруппировалась над рюмкой коньяка, обхватив ее обеими руками, словно хотела о нее погреться, склонившись носом, шеей, спиной к янтарному напитку, вдыхая его терпкий запах… И вдруг снова уставилась на экран. Потом вскочила. Дернулась было к выходу, — но тут же обратно к столику, сделала два глотка коньяку, — и опять к выходу.

— Эй, а платить кто будет? — крикнул бармен ей вслед, но Майя уже была на улице. Он не стал ее догонять: убытку почти никакого, два глотка. Он вылил остаток рюмки обратно в бутылку и покачал головой.

* * *

Добравшись до Останкино, Майя снизу позвонила: «Аленка, мне нужно срочно с тобой увидеться, закажи пропуск! Случилось, случилось, просто ужас, сейчас объясню!»

Нервно переминалась у окошечка, пока не получила заветную бумажку, промчалась мимо постового и кинулась к лифтам.

Алена уже ждала ее в холле у лифтов на шестом этаже, обеспокоенная. Майка, со своей маленькой ладной фигуркой, светло-рыжими, золотыми волосами и зеленовато-голубыми глазами, с белой кожей и легкими веснушками по первому солнцу, — была похожа на принцессу из рисованного мультика, прозрачную и невесомую, очаровательную и взбалмошную. А у рисованной принцессы в ее рисованной жизни не может, по определению, случиться ничего плохого; в ней надежные друзья в виде ослика и пса распевают стройным хором жизнерадостные песенки, принц появляется строго в назначенное время, а злодеи всегда побеждены и выставлены на посмешище.

Но сейчас голосок Майи встревожил ее не на шутку. Алена нетерпеливо поглядывала на лифты, но почему-то ни один не желал останавливаться на ее этаже.

И только когда истекли пятнадцать минут, в которые можно было пятнадцать раз спустится и подняться на шестой этаж, Алена вдруг, отчего-то холодея, вспомнила их разговор двухнедельной давности…

* * *

… Посреди захватывающей беседы о марках губной помады Майя внезапно спросила: «Показать тебе мои статьи?»

Девушки утонули в низких диванчиках и полумраке бара телецентра в Останкино. Алена сидела прямо, едва склоняясь к низкому столику, на котором стояли коктейли и кофе, заказанные подругами. Майя, напротив, почти уткнулась в свой стакан и пыталась достать соломинкой вишенку со дна. Они были ровесницами, двадцать шесть лет, но издалека можно было их принять за маму с дочкой: высокая Алена с величавой осанкой и мелкая хрупкая Майя, с шкодливой и нетерпеливой повадкой ребенка. Алена никогда не меняла разворот плеч и свой интерес к собеседнику или предмету обозначала лишь легким наклоном головы, тогда как Майя, казалось, гибко группировалась всем телом, как обезьянка, вокруг объекта ее интереса. С Аленой, крупной, статичной в пластике и солидной в манерах, они абсолютно не сочетались, но, может, именно поэтому и дружили: они были настолько разными, что соперничать было бессмысленно.

— Статьи? Ты стала писать? — Алена с сомнением посмотрела на подругу. Пожалуй, она так и относилась к Майе: как к милому ребенку, которого можно баловать (что и делали все поголовно), но от которого невозможно ждать серьезных шагов.

— Вернее, репортажи. Уже четыре вышло. Смотри.

— Марк тебя пристроил? — спросила Алена, принимая стопочку тонких еженедельных развлекательных дамских журналов.

— Ага! — беспечно отозвалась Майя.