Ведьма и ее любовь

Примитивное возбуждение вытеснило из её упростившегося сознания все мысли. С каждым жадным касанием губ оно разгоралось сильнее, заставляя впиваться в его спину ногтями и непроизвольно извиваться. Разорвав поцелуй, Максим отстранился и принялся расстёгивать пуговицы на её блузке. Его дыхание было тяжелым, а движения рук — нетерпеливыми, и в какой-то момент он просто дёрнул ткань в стороны и скинул блузку с её плеч. Звук посыпавшихся на пол пуговиц отчего-то больно поцарапал слух. Когда Максим стянул бретельки бюстгалтера и обнажил её грудь, ещё одно непонятное чувство коснулось самого края сознания. Стыд. Никогда ещё собственная нагота не казалась Полине такой неправильной. А Максим тем временем склонился к её груди и обхватил губами сосок. Полина охнула, вцепившись в его плечи, а он в ответ ощутимо прикусил возбуждённую кожу зубами, до боли обхватывая и сминая другую грудь ладонью. Низ живота отозвался жаром на эту почти звериную ласку, однако сознание неожиданно начало сопротивляться.

Тонкими струйками в него просачивалась пугающая реальность. Всё было неправильно! Её мужчина не мог прикасаться к ней так грубо. Её мужчина не позволял страсти и чувствам одержать над собой верх. Руки её мужчины всегда были нежными и осторожными, а — кожа успокаивающе прохладной.

Полина с трудом расслабила пальцы и скользнула вверх по плечам человека, что стискивал её в объятиях. А затем — уже совсем нехотя — коснулась его затылка.

Её мужчина должен быть выше и стройнее. Его волосы — настолько длинные, что за них легко можно ухватиться. Полина сфокусировала взгляд и уставилась в светло-карие радужки.

Нет, нет, нет… Снова не то! Глаза её мужчины — это чёрная бездна, за которой прячутся серые омуты.

Из горла вырвалось отчаянное рыдание. То, что с ней происходило сейчас, было настоящим преступлением. Полина слабо рванулась из разгорячённых рук, но этот человек лишь крепче прижал её тело к себе, шепча слова любви и нетерпеливо касаясь шеи губами. Страх и отвращение сковали сердце Полины; она впилась ногтями в кожу на своём предплечье в попытке призвать хотя бы обрывок ведьмовских сил, однако те просто не отозвались. А когда она ощутила, как чужие руки скользнули к застёжке брюк, её захлестнула слепая паника.

Сознание Полины предприняло отчаянную попытку бегства. Оно вспорхнуло и устремилось в единственное убежище, которое могло спрятать её от травмирующей действительности. От того, что этот человек собирался сделать с ней. И убежище тут же распахнуло перед Полиной свою скрипучую деревянную дверь.

Бабушкин дом принял её утешающей прохладой и безмолвной темнотой, однако ей не нужен был свет, чтобы найти то самое место. Оказавшись возле чердака, Полина замешкалась. На мгновение ей показалось, что по ту сторону находится лишь пустота — так тихо было внутри — но, прислонившись к люку, она ощутила слабую вибрацию.

Изо всех сил она ударила по перегородке, и в узкое пространство, открывшееся на долю секунды, хлынула разъярённая ведьмовская сила. Она больно хлестнула Полину по щекам, словно в наказание за то, что та была настолько неосмотрительной, а затем устремилась к её обидчику. Лишь в последний момент Полине удалось придержать ту безумную ярость, что жаждала кровавой расправы. Однако удар всё равно пришёлся точно в цель.

Максим отлетел назад и рухнул на пол, и одновременно с этим у Полины подогнулись колени. В глазах потемнело, а воздух выбило из лёгких, отчего она беспомощно захрипела. Удар, который получил её муж, будто бы частично прошёлся и по ней самой и, возможно, именно это остановило ведьмовскую силу от повторного броска. Ещё один удар мог стать последним для них обоих…

За секунду до того, как Полина окончательно потеряла сознание, сила взметнулась обратно и, окружив её распадающийся разум плотным коконом, потащила за собой. Люк захлопнулся с тихим стуком, а Полина оказалась запертой одновременно по обе стороны реальности.

Едва взглянув на себя, она жалобно всхлипнула и дрожащими руками поправила бретельки бюстгалтера. Ей отчаянно хотелось прикрыть свою наготу. Полина потянулась к рабочей блузке, что валялась на полу в окружении сорванных пуговиц, но затем отпрянула. Этот кусок ткани уже был безвозвратно испорчен. Распахнув шкаф, она схватила свою старую осеннюю куртку и выскочила в коридор.

* * *

Она не знала точно, сколько времени бродила вот так по улицам. Её сознание то бесцельно дрейфовало по тесному пространству чердака, то выныривало наружу. Кажется, пару раз к Полине подходили люди и предлагали помощь, но она не отвечала им.

В какой-то момент она вообще обнаружила себя на сидении автобуса. С трудом сфокусировав взгляд на пейзаже за окном, Полина неожиданно узнала местность — именно этот путь она проделывала всякий раз, когда возвращалась с работы домой. Ухватившись за своё резкое просветление, как за последнее спасение, она выскочила на следующей остановке и побрела туда, куда влекла её память.