Ведьма и Христос

Вскоре показался поезд. Председатель потом выяснил: не было такого в расписании и объявлено о его прибытии – тоже не было.  Он потом еще спрашивал дежурную по станции: что за поезд был и почему она не объявила о его прибыли. А та на него таращилась как на очумелого: мол, какой поезд-то? Опилси, что ли, совсем.

– Ну что, давайте прощаться, спасибо Вам, – Яна снова улыбнулась, неожиданно поцеловала Бляшкина  в щеку и направилась к открытой проводником двери.

– Да, энта, за что спасибо-то, –  пробормотал председатель уже вслед уходящей Яне, а потом еще долго смотрел в сторону ушедшего поезда.

После отправился не домой, а сразу – в правление. Хотя и день был выходной. Но домой Бляшкину не хотелось совсем. На столе он нашел заявление, написанное рукой Яны. По собственному, значит, желанию. Потом все ломал голову: когда она его написать-то успела. Да и ключи от правления имелись только у него.

Услышав за окном  мычание коровы и поняв: тетьнинина; Бляшкин вышел на порог правления и, не глядя на тетьнину эту самую, произнес:

– Чтоб через час у меня все в правлении были.

Имен не назвал и ответа дожидаться не стал.

Открыл холодильник. Посмотрел на «Абсолют» и так и на недоеденные Яной йогурты и… закрыл обратно.

Через час все, шедшие поджигать  Митькин дом тетки, и Буркин вместе с ними, были в кабинете Бляшкина. Умывшиеся и переодевшиеся, но с невыветрившимся запахом гари, они стояли перед председателем. Понурые и молчаливые.

Он только раскрыл рот, дабы рассказать, кто и насколько из них сядет, как воочию, буквально на долю секунды, увидел перед собой уже бывшего бухгалтера. Она ничего не сказала. Только покачала головой. И исчезла.

Что-то, прям в мгновение  ока, перевернулось в душе Бляшкина, и неожиданно для себя он произнес, поднявшись и повернувшись к окну, спиной к тем, кто едва не лишил жизни ставшего почти родным ему человека:

– Я спишу все на проводку. Идите.

Все стояли как вкопанные, не двигаясь и не веря своим ушам.

–Проваливайте, вашу…

…. Клавка продала свой дом и уехала в райцентр. Брат у нее там жил. Двоюродный. Утроилась продавцом в какой-то вновь открывшийся магазин. В деревню больше не возвращалась. Говорят, и пить бросила. Стала молчаливой и, по словам, тети Нины, иногда ее навещавшей, богомольной.

Клавкину сестру по чистой случайности вытащили из петли, кто-то ненароком отворил незапертую дверь ее дома. Бляшкин, как-то встретив ее на улице, мрачно произнес: «Кончай дурить-то».  В общем работает Клавкина сестра по прежнему в сельпо. Смирной стала. И тихой.

А Буркин помер после пожара через месяц. Похоронили еле неполадку от Митьки, на могиле которого всей деревней сладили новый крест и еще батюшку позвали из соседнего села, чтобы он панихиду по Митьке отслужил. А кой-кто, поговаривали, и о помощи Митьку просил и, по слухам  – подсоблял он.

Бляшкин помирился с женой. И пить перестал. Ругань между ними тоже больше никто не слышал.  Изменился председатель. Другим стал. Каким? Да пойди-разберись. Другим и все тут.