Ведьма и парашютист

     Напряженные нотки в его негромком голосе немедленно заставили Инге поверить, что он и впрямь через полминуты может выстрелить. Его пленники очевидно тоже поверили в это: через полминуты все они, как миленькие, предстали перед Ури совершенно голые. Картина получилась довольно безобразная: их несовершенные бледные тела выглядели голубыми в свете ночных фонарей, что придавало фантастический оттенок этому и без того запредельному зрелищу.

     - А теперь марш в газовую камеру! - скомандовал Ури, указывая на дверь холодильника, - Я построил ее специально для вас. Хочу посмотреть, как чувствуют себя в газовой камере настоящие арийские герои.

     "Какая еще камера? Что он мелет? Он совсем голову потерял!" - затравленно думала Инге, не в силах шелохнуться. Ей даже на миг показалось, что все происходящее во дворе - просто продолжение только что привидевшегося ей дурного сна. Но увы! - ей тут же пришлось признать, что это не дурной сон, а дурная реальность. Пленники за окном унылой процессией потянулись в холодильник, голубоватый свет фонарей сиреневыми бликами переливался на неровных полусферах их голых задниц. Инге застыла у окна в странном оцепенении, и только мысли ее метались с бесконтрольной скоростью, не находя ни выхода, ни объяснения происходящему перед ее глазами кошмару. Что-то произошло между Ури и этими насмерть перепуганными чужими людьми. Что они сделали Ури? Как умудрились довести его до такого безумия?

     Большая головастая тень метнулась Ури под ноги - Ральф! Только Ральфа тут недоставало! Тень руки Ури легла на тень собачьей головы:

     - Видите, все организовано по правилам, даже сторожевая собака есть. Как жаль, что вы уже не сумеете выразить мне свое арийское мнение о качестве проведенной мною акции, - начал было Ури почти доброжелательно, но, видно, заметив какое-то замешательство в нестройном движении обнаженных голубоватых тел, резко приподнял ружье и прикрикнул:

     - А ну, живей! Живей! Все как один - немедленно в камеру!

     Пленники испуганно ускорили шаг, и вся процессия стремительно исчезла в темном зеве холодильника. Ури крикнул им напоследок:

     - Внимание! Приготовиться! Включаю "Циклон В"! Дышите глубже!

     Он твердой рукой наложил засов на герметическую дверь холодильника, потом подошел к пульту управления на торцовой стене и включил какой-то рубильник, - Инге издали не могла рассмотреть, какой именно. Она еще секунду ошеломленно наблюдала, как Ури, прильнув к дверному глазку, любовался тем, что происходит внутри холодильника, пока не осознала с облегчением, что включить он мог только вентиляционную систему и лампочку на потолке, потому что с новенькой холодильной установки еще не были сняты пломбы.

     После первой неуверенной попытки мыслить логически Инге почувствовала, как к ней возвращается самообладание. Она стряхнула сковавшее ей руки и ноги оцепенение и неимоверным усилием воли не то что оторвала, а буквально оттащила себя от окна, - нужно было срочно прекратить безобразный спектакль во дворе и выпустить из холодильника несчастных пленников Ури, пока кто-нибудь из них не окочурился со страху. Выйти во двор можно было только через дверь покоев Отто, и Инге, почти окончательно придя в себя, со скоростью призового спринтера помчалась по подземному коридору. На площадке у дверей она с разбегу налетела на кресло отца, - напрягая последние силы, старик пытался самостоятельно выехать во двор.

     При виде отца Инге вспомнила, в каком состоянии она оставила его после обеда, и, рысцой огибая его кресло, подумала восхищенно и бессердечно, словно о чужом: "И он туда же! Откуда только силы берутся?"

     "Кто там? Что там? Возьми меня!" - лихорадочно застучал в рельс Отто вслед дочери, но ей было не до него. Она подбежала к Ури и тряхнула его за плечо:

     - Ты что, спятил? Сейчас же отопри дверь!

     Ури рывком обернулся и уставился - вроде бы на нее, но мимо: в его несфокусированных глазах не промелькнула даже искра узнавания и взгляд его проскочил сквозь нее к чему-то отдаленному, что видел только он один. По-прежнему не узнавая ее, он поднял ружье, прицелился и отрывисто произнес несколько слов на иврите. Хоть смысла его слов Инге не поняла, содержание его речи было ей очевидно: если она будет ему мешать, он выстрелит. Сомневаться в том, что он выстрелит, не приходилось - такой взгляд был у него тогда, в ванной, когда она впервые услышала о засаде в лагере беженцев и о том, как он всех без разбора скосил автоматными очередями.

     Опасаясь прикоснуться к Ури, Инге сделала несколько шагов в сторону и прошептала ласково, успокаивающе:

     - Ури, это я, Инге. Ты ведь не станешь в меня стрелять, правда?