Ведьма и парашютист

Фрау Инге все еще продолжала протягивать мне медведя, но рука ее вроде как ослабела и начала опускаться вниз, будто этот игрушечный медведь стал для нее слишком тяжелый.

- Ты сама не понимаешь, что говоришь, Марта, - сказала она растерянно, и мне стало страшно, потому что я раньше никогда не видел, чтобы фрау Инге растерялась. Тут оркестр заиграл снова и булочник Петер схватил свой микрофон и сунул в рот, будто собирался его проглотить. Мамка под музыку сделала еще один шаг к фрау Инге и обеими руками оттолкнула ее руку с медведем. Фрау Инге покачнулась и прижала медведя к груди, чтобы не уронить его на землю, а мамка приблизила свое лицо к ее лицу - для этого ей пришлось встать на цыпочки, потому что фрау Инге намного ее выше, - и зашипела:

- Оставь его в покое, Инге! Зачем он тебе, такой идиот?

Это она про меня.

С этими словами она повернулась и пошла в свой киоск мыть бокалы и кружки. А мы остались втроем посреди толпы, которая уже давно про нас забыла и снова размахивала полными кружками и пела вместе с Петером про трех лихих чертей, нашедших одно золотое колечко. Фрау Инге все еще прижимала моего медведя к груди, будто не знала, что ей с ним делать дальше. А Ури подмигнул мне, взял у нее медведя и потащил ее за руку к тиру:

- Не огорчайся! Лучше давай опять купим патронов и я отстрелю тебе что-нибудь получше. Что ты хочешь, тот большой крендель или деревянный башмачок?

Но когда Ури подошел к тиру, Мартин начал поспешно закрывать ставни киоска с криком:

- Закрыто на перерыв!

- Какой перерыв? - не понял Ури.

- Законный перерыв! Каждый человек имеет право облегчить свой мочевой пузырь, - выкрикнул Мартин, повесил замок на киоск и быстро зашагал на школьный двор, куда еще вчера вечером привезли вагончики-сортиры на колесах.

- Здорово ты его напугал своей стрельбой! - усмехнулась фрау Инге, и тут я увидел, что у Ури на плече висит пластиковая сумка, из которой выглядывают уши двух плюшевых зайцев. Значит, он еще до моего прихода настрелял тут несколько призов! То-то Мартину так приспичило в сортир!

- Может, подождем, пока он вернется? - спросил Ури, но фрау Инге решительно подхватила его под руку:

- Не стоит: он теперь будет сидеть в уборной, пока нам не надоест ждать. Лучше идем, я покажу тебе нашу печь, пока там еще не собралась толпа. Это очень знаменитая печь - она стоит тут с шестнадцатого века, топится один раз в году и только в ней можно испечь наш знаменитый луковый пирог, ради которого сюда приезжают даже из дальних городов.

И она повела Ури вверх по ступенькам через узкий проход между церковью и школой к нашей знаменитой печке. Когда они повернулись ко мне спиной, мне вдруг стало очень обидно, что они унесли моего плюшевого мишку и не взяли меня с собой, и я, наконец, заплакал. Мои глаза, наверно, были на мокром месте еще с тех пор, как я пришел домой и не нашел там мамку, потому что слезы так и хлынули у меня из глаз. Мне очень хотелось, чтобы Ури заметил, что я плачу, и позвал меня идти с ними, но он уже ушел вверх по лестнице об руку с фрау Инге и с моим плюшевым мишкой подмышкой.

Я стоял, обливаясь слезами, и смотрел им вслед. И тут я услышал смех - не хохот "Го-го-го!", как смеются наши ребята, и не визг "И-и-и-и!", как смеется мамка, а просто смех "Ха-ха- ха!", - не знаю, как объяснить. Я подумал, что смеются надо мной и осторожно повернул голову в сторону большого дерева, туда, где смеялись. Под деревом дымя сигаретами стояли профессора и профессорши из Верхнего Нойбаха. Сразу было видно, что они оттуда - они не нафрантились в нарядные платья и пиджаки с галстуками, как все другие люди, а приперлись на праздник все, как один, в джинсах, кроссовках и в простых майках. Можно было подумать, что они сбежали из детского дома для сироток, - я этих сироток видел как-то, когда мамка еще не разочаровалась и таскала меня по врачам.

УРИ

- Ты заметил этих, в джинсах? - спросила Инге, опираясь согнутой рукой на потемневшие от долгого употребления черепицы, облицовывающие верхний свод печи. Нижний свод, по-крытый многовековой копотью, уходил далеко вглубь плотного каменного тела печи, скрывая от постороннего глаза могучую чугунную решетку колосников. Спичка в руке Ури погасла, и он, разогнувшись, оказался лицом к лицу с Инге:

- О ком ты?

- Видишь, вон, под деревом, с сигаретами? Нет, левей, за тиром, в джинсах и в кроссовках?

- Ну вижу, и что?

- Это наши профессора из Верхнего Нойбаха!

- А-а, те, с которыми ты поссорилась из-за рецепта лукового пирога?

- Ты, оказывается все наши мелкие сплетни знаешь!

Прозвенела в голосе Инге едва уловимая досада, или ему это показалось? Она вроде бы уже жалела, что затеяла этот разговор, но отступать было поздно и ему, и ей:

- Неужели ты и вправду поссорилась с ними из-за какого-то дурацкого рецепта?

- Ты что, всерьез спрашиваешь? - сверкнула она глазами и уточнила:

- Во-первых, это они со мной поссорились, а не я с ними.

- А во-вторых?