Ведьма и Вожак

«Первый в городе 70-кинотеатр приглашает вас на закрытый эксклюзивный просмотр романтической комедии „Обрети второй шанс“.

Почувствуйте полное погружение в реальность новых технологий!»

Далее шел адрес и время…

Сеанс должен был состояться сегодня вечером, почти в ночь, идеально.

Глубокий вечер — практически единственное время, которое я могу посвятить себе. В это время я или слушаю маркетинговые курсы через наушники, или просто лежу и смотрю в потолок.

Потратить мой драгоценный вечер с собой на кинотеатр? Ну уж нет.

И я выбросила второй коричневый лист в корзину…

По дороге в роддом я заехала за сестрами. Средние запрыгнули первыми, а пятилетняя Рахель чинно уселась последней, водрузив на колени любимого пса Тузика.

— Все-таки предки добились своего, — рассмеялась Сара, она же Саня, хлопнув меня по плечу. Когда я занялась компанией, именно на ее хрупкие плечи свалилась помощь маме по дому. Боевая, веселая, она была вечным заводилой среди хулиганистых дворовых мальчишек.

С той поры вместо Сары к ней привязалось прозвище Саня. Но теперь-то, в девятнадцать лет, даже полуслепой не мог бы принять ее за мальчишку. Фигуристая, большеглазая успешная студентка журфака. И подросшие дворовые озорники бегали за ней уже с совсем другими целями.

Третья наша сестра, пятнадцатилетняя Хая, росла мечтательницей и книгочейкой. Вечно или в книжку уткнется, или, наоборот, активно печатает в своем ноутбуке.

Уже год она сочиняла роман и планировала, по его завершении, сменить Джоан Роулинг[3] на посту создателя подростковых бестселлеров.

— Это не составит никаких сложностей, — уверяла Хая. — Мне даже немного неловко обижать немолодую английскую даму, поэтому я задержу выход своего шедевра еще на годик. Заодно добавлю в него пару гениальных деталей.

Вот такая у нас Хая скромница, не претендует на чужую славу.

У роддома мы заметили папину машину с распахнутой дверцей. И когда всей стайкой подбежали и испуганно заглянули в кабину, то обнаружили положившего голову и руки на руль, взахлеб рыдающего отца.

— У меня родился сын, — гордо сказал он нам, подняв мокрое от слез лицо. — Я — отец сына!

Мы с девчонками переглянулись.

Все эти годы он любил нас, это чувствовалось, но… все в каком-то преддверии. Как будто мы были лишь пилотными версиями чего-то намного более прекрасного и совершенного, по-девчачьи слабые подобия идеала — настоящего мальчика.

Подсознательно каждая из нас хотела доказать родителям, что достойна быть ценной сама по себе и может быть намного лучше многих мальчишек. Я росла самой деловой и хваткой. Сара смелой и общительной. Хая побеждала на всех возможных и невозможных гуманитарных олимпиадах. Даже маленькая Рахель уже рисовала удивительно взрослые по технике и наполненности картины.

Преимущественно природу… и Тузика.

Тузик, он же Каспер Джуниор Туз, длинношерстный московский тойтерьер, на ее работах прыгал в траве, валялся под кустами, грыз кости, гадил на соседской грядке.

Каждая ее работа вызывала восхищение у специалистов и вялое похлопывание по макушке от отца. Мы были талантливые, хорошие, умненькие… девочки. Даже все вчетвером мы не могли ему заменить сына и наследника.

К зданию роддома Саня и Хая вели «настоящего отца» под руки. Я же набирала по телефону маму.

— Ма, привет. Как ты? Мы прибыли. Девчонки тащат па. Он в шоке, прямо боюсь за него. Может, скажем, что девочка родилась? Чтобы не нервничал.

Мама звонко рассмеялась. Она вообще была позитивной и безалаберной, как птичка. В свои «за сорок» выглядела намного моложе, а по взглядам на жизнь — даже из студенчества вряд ли вышла.

— Не ворчи, Фирочка. У папы радость такая, дай ему похандрить. Ты сама бы хоть разок поплакала или покапризничала, чтобы не отпугивать мальчиков. Нежнее тебе надо быть, дочка.

Как будто сама моих редких кавалеров не распугивала излишне реалистичными байками о характере старшей дочери.

— Да вы что, Марина Александровна, она пьяные драки во дворе разнимала? — переспрашивали претенденты на серьезные отношения, с недоумением поглядывая в на меня.

— Да, — заливалась смехом мама, — кричала: «Расходимся, или стреляю на поражение!» И молотком — бац по нашей старой медной сковородке… А когда маньяка в наших посадках ловили, полицейские Фирочку лично домой привели. Рассказывали — окружают преступника, и вдруг из-за спин детский громкий голос: «Выходи, гад! Лучше мужикам сдайся, если я подойду — поздно будет».

Правду, конечно, рассказывала, но имидж мне портила кардинально. Трудно представить себя рыцарем девушки, от которой маньяки прячутся.

По чести сказать, молодые люди у меня и без маминых усилий не особенно задерживались. Часть исчезали, обнаружив, что расчеты я делала без калькулятора, машину водила лихо и ювелирно, а феномен «женская логика» считала придуманным неким комплексующим идиотом, которому в школе доставалось от девочек-отличниц.