После первой общей неловкости за столом, мама с ведьмаком и оборотнем разговорились и, само собой, на единственную объединяющую всех тему. То бишь о моей драгоценной персоне и неловкость стала исключительно моей. Вот же зараза, я не представляла сколько у моей мамы в памяти сохранено историй обо мне, компрометирующего свойства, которые все ошибочно называли умильными и забавными.
Вот что забавного в том, что однажды я тетю с дядей по папиной стороне чуть до инфаркта не довела, когда меня, еще дошкольницу, командировали к ним отдохнуть типа летом. Они, как работающие на селе люди, ушли рано утром, оставив меня на двоюродных сестер постарше. А те, рассудив, что ничего мне не будет, умотали гулять с подружками, бросив одну с книжками. Книжки быстро наскучили и я отправилась искать приключений. Нашла сажок с тремя свиньями на откорме, эдак кило по сто пятьдесят навскидку, и решила дать им свободу. И дала. В смысле выпустила. Тетя в обед забежала домой и обнаружила разгром адский во дворе и своих здоровенных свиней блаженствующими в гиганской луже жидкой грязи, в которую моими же немалыми усилиями превратилась часть огорода, примыкающая к уличной водной колонке. И на первый взгляд никаких следов меня. Потому как, сложно разглядеть тощую шестилетку, принимающую также грязевые ванны на все тело на фоне трех монументальных откормленных туш. А когда я, откликаясь на ее отчаянный панический крик, восстала из грязи, как карликовое хтоническое чудище, моя тетя, успевшая представить мое разорванное и пожранное тельце, поняла, что больше никогда не желает таких вот гостей. И подобных историй у мамы оказалось хоть отбавляй, так что я вскоре осознала, что моя родня меня, конечно, очень любила, но всегда очень настаивала на том, чтобы делать это удаленно.
Я уже устала краснеть сквозь смех, а ведьмак с оборотнем ржать аки кони похоже — нет, но тут Василь насторожился и зыркнул на Данилу со значением.
— Лис, как насчет пойти проветриться со мной на обходе окрестностей? — спросил он и Лукин мигом стал серьезнее.
— Дамы, вы нас извините? — галантно уточнил ведьмак, окинув при этом быстрым цепким взглядом столовую. — Мы ненадолго.
Я не сразу сообразила, куда это они подорвались, в отличии от мамы и чуть не последовала за Данилой с расспросами. Но он остановил меня жестом и они ушли.
— Ну здравствуй, Леночек! — с улыбкой сказала мама, заставив меня вздрогнуть и заозираться. — Покажись, доченька, я же тебя все равно чувствую.
Ветка на нашей елке закачалась, ярко-синий шарик сорвался с нее, повис в воздухе и только после этого сестра появилась, держа его на ладони.
— Привет! — обрадовалась я и вскочив, пошла ей навстречу. — Я так рада, что ты все же пришла.
Ленка в первый момент шагнула назад и нахмурилась, но позволила все же мне приблизиться и обнять, пусть и не шевельнулась сделать это в ответ. Я взяла ее за руку, подвела к столу, усаживая рядом с мамой. Наша вампирша села поначалу прямо, будто кол проглотила, и только обводила медленным напряженным взглядом все вокруг.
— Как ты, доченька? — потянулась мама погладить ее по тыльной стороне ладони.
— Я уже совсем не та, кого ты когда-то родила. — холодным голосом произнесла сестра и уставилась на меня. — И она не та.
— Это не так, Леночек.
— Меня не так теперь зовут. Мируной наречена.
— Это всего лишь другое имя. — пожала мама плечами, продолжая ее поглаживать, не обращая внимания на то, что кисть Лены сжалась в кулак. — Вы можете и должны расти, меняться, брать себе любые имена, выбирать мужчин и решать какие совершать поступки. Но это никак не отменяет того, что вы остаетесь моими золотыми девочками, моими детьми.
Я заморгала, прогоняя затуманившие перспективу слезы и села рядом с мамой с другой стороны. Прижалась и положила голову ей на плечо, как часто делала прежде. Мама взяла меня за руку, сжала, не отпуская второй руку сестры. И стало так тепло-тепло, мягко защемило-расперло в груди, запустив щекотно-трепетный поток по всем нервам, как если бы эти мамины прикосновения замкнули некую волшебную цепь, общий кровоток или поток родственной энергии. Той самой, что может подарить тебе только любящая семья и, которая никуда и никогда не исчезает полностью, насколько бы ты не изменился, и сколько бы времени прошло в разлуке. Поразительное открытие, что на самом деле всегда с тобой и в тебе было и есть.
— Новый год… — тихо пробормотала Ленка и вдруг всхлипнула. — Помните сколько раз мы… вместе.
— Конечно помним.
— Мы поменялись… — продолжила она. — Но нам ведь можно… можно как раньше? Все-все… как раньше?
— Да запросто! — улыбнулась я, шмыгая носом и вытирая щеки. — Балда ты наша, ну кто же нам запретит быть все теми же, даже настолько изменившись? Мы же можем выбрать сами.
Ленка сидела еще несколько секунд, усиленно хлопая ресницами, а потом повернулась, из ее спины словно выдернули ребро жесткости, и она прижалась к маминому плечу, сходу заревев в голос.
— Мама-мама-малулечка-а-а! — пискляво, совсем по-детски подвывала она. — Я боялась… боялась, что ты меня такую любить не буде-е-ешь!