Лукин резко затормозил и срулил на обочину так лихо, что нам истошно засигналили, а оборотень навалился на спинку моего сиденья до жалобного ее скрипа. Ладно, глянув через плечо я поняла, что не маневры Лукина тому причиной. Василь нависал, скалясь, сопя и пронзая меня лучами угрозы из карих очей. Ведьмак был еще конкретнее.
— Ты дура совсем, Василек?! Скажи мне, что это не так и ты не дала? А-а-а, о чем это я! Дала, конечно, ты же безотказная бестолочь у меня.
— Прозвучало с намеком на непристойность и слегка обидно. — буркнула я, отворачиваясь от обоих.
— Ты хоть соображаешь, что можно сотворить с тобой при помощи даже капельки твоей крови, а? — пророкотал оборотень. — Вот согласен тут с ведьмаком — ты дура, сестренка или суицидница даже.
— Вы напрасно волнуетесь. Навий не навредит мне.
— Волнуемся? — у Лукина от эмоций голос аж петуха дал. — Ой и правда, херли нам переживать-то? Подумаешь, кровь дала нежити, которая к тому же еще и слугах отдела ходит! Такая фигня незначительная! Может тебя проще придушить уже, а? Перестрадаю разок и стану жить, храня светлую память о любимой и с остатками целых нервов.
— Идею поддерживаю. — рыкнул оборотень. — Зачем ты это сделала хоть?
— Типа не пофиг! — продолжал кипеть Лукин и шарахнул кулаком по ни в чем не повинному рулевому колесу.
— Я была должна. И он меня очень попросил.
— Вот, сука, железные доводы, ага. Хочешь я тебе в общих чертах обрисую, что с тобой могут теперь сделать?
— Ты меня хорошо учил и я представляю все риски. Но доверяю Игнату Ивановичу и моя кровь ему нужна не для хранения или будущего вреда мне.
— А зачем же?
— Он… хочет умереть.
В груди опять защемило, так же, как тогда, когда услышала это от навия.
— Навия почти невозможно убить. — мигом успокоившись сказал ведьмак. — По сути это может сделать только тот, чьей волей он был порожден и в наш мир призван.
— Однако его однажды уже чуть не убила крошечная капля моей крови. Теперь он попросил чуть больше, потому что хочет… уйти наверняка. Он проводил исследования и уверен, что получиться.
— Хрень какая-то. Зачем одному из самых могущественных и неуничтожимых представителей нежити желать смерти?
— Он устал. И быть тем, кем стал никогда сам не хотел. И служить отделу тоже больше не хочет. — я перечислила почти все те причины, какие озвучил Игнат Иванович и мне.
О том, что он все эти годы продолжал тосковать по своей супруге, силой чьей любви и ценой бессмертной души и был призван обратно в наш мир распространяться не стала. Он доверил это мне, а Лукин с Василем — два очень циничных временами типа и наверняка пройдуться по этому по-всякому.
— А если у него не выйдет ничего и он обозлиться? Или крыша у него съедет и он чисто злобной тварью темной станет? А если помрет, а отдельские найдут остатки твоей крови и используют? А если узнают они же, с чьей помощью лишились такого мощного инструмента, как навий? — перечислил Лукин первые пришедшие на ум риски. — Нет, перспектива твоего удушения все еще видиться мне необычайно соблазнительной!
— Не надо меня душить, я тебе еще живая пригожусь, добрый молодец. — состроила я ему жалобную гримасу. — Игнат Иванович ко всему подходит серьезно и горячку пороть не будет. А из нашей поездки я должна вернуться уже предположительно сильно измененной, так что отданная сейчас кровь силы надо мной иметь не будет, скорее всего.
— Слыхал доводы? — зыркнул ведьмак на оборотня. — Фантастически весомые.
— Фантастику люблю. Но все бабы — дуры. — постановил Василь и мы поехали таки дальше.
Лукин решил дуться на меня до самого вечера, так что у меня было несколько часов чтобы и погрустить, размышляя могла ли найти способ переубедить навия в принятом им решении и подумать, как буду зарабатывать прощение у своего опекуна-любовника за то, что приняла столько серьезное и опасное решение не советуясь с ним. Его ответ, реши я это сделать мне был известен и незыблемо категоричен — однозначный отказ. Но мои отношения с Лукиным и странная дружба, если это можно так назвать, с навием — это две никак не связанные между собой вещи. Так что я поступила, как поступила. Если навий хочет освободиться от нынешнего существования и видит это благом — кто я такая, чтобы это отрицать. В чужую шкуру не влезть, но мне дальше жить со знанием о том, чему помогла.
Останавливаться на ночлег мы не стали. Поздним вечером перекусили на заправке и за руль пересел оборотень.
Лукин повелительным жестом велел мне перелезть к нему на заднее и умудрился и сам пристроиться там поспать и меня умостить. За последние недели вместе я усвоила одно из его правил — мы можем спорить или даже ругаться, но совместного сна это никак не отменяет, как и его нахальных лапаний перед сном.
— Не сердись. — потерлась я губами о его шею.
— Молчи.
— Больше так не буду.
— Брехня.
— Готова искупить свою вину любым образом по твоему желанию.
— О-о-о, не-е-ет, поверь, василек, не любым. — зловеще ухмыльнулся похабник. — Я ведь такого пожелать могу…
— Ладно, готова на искупление в границах разумного.