Ведьма из трейлера. Современная американская мистика

В некоторых отношениях взгляды автора «Моей тайной жизни» значительно опережают свою эпоху. Он, например, приходит к заключению, что эротические забавы совершенно безвредны, хотя мир считает их греховными, и «только наше воспитание с его предрассудками» заставляет нас считать чем-то порочным гомосексуальные половые акты между мужчинами и женщинами. Примечательным для конца XIX века образом «Уолтер» приходит к современной концепции свободной сексуальности, однако этот его либерализм никак не распространяется на отношения власти и собственности. Маркус отмечает, что и сексуальная революция шестидесятых годов, бушующая в то время, как он пишет свою книгу, «также оторвана от того, чем, как можно ожидать, она должна была бы сопровождаться, — от импульсов социально-революционного толка».

Еще две главы «Других викторианцев» посвящены порнографическим романам, не претендующим на статус документальности, и обширному корпусу литературы о флагелляции. Несмотря на богатство жанров последней, включающее в себя сказку, диалог и даже лекцию, вся она, как утверждает Маркус, строилась по одним лекалам. Ребенка (чаще всего мальчика) в ней истязает крупная женщина с явно выраженными мужскими чертами, что позволяет говорить о гомосексуальных желаниях, проявлявшихся в фантазиях такого рода.

Порнотопия

В заключение Маркус пишет, что литературный жанр, к которому ближе всего лежат порнографические фантазии — это утопическая фантастика. Для иллюстрации своих рассуждений он использует концепт «порнотопия». Действие порнографии даже в большей степени, чем в большинстве утопий, происходит без привязки к конкретному времени и пространству. Ее герои никогда не вступают в серьезные конфликты, их жизни безмятежны, и они всегда готовы предложить себя друг другу со всей возможной решимостью. Внешний мир в порнотопии существует лишь для того, чтобы на его фоне можно было заняться совокуплением. Отношения между людьми сведены к различным комбинациям положений их тел и органов. Фактически, порнографические романы могут писаться компьютером, который станет бесконечно создавать новые комбинации из набора заранее заданных переменных, как довольно проницательно для 1966 года отмечает Маркус и выражает надежду, что не доживет до того времени, когда бы ему пришлось исследовать такого рода литературу.

Порнография как жанр появляется в XVII веке и достигает неслыханного прежде размаха в конце XIX-го, становясь настоящей мини-индустрией как раз в то время, когда в европейском сознании начал осмысляться образ сексуальности. При этом взгляды на сексуальность, существующие в официальной культуре и порнографии, были противоположны друг другу, словно позитив и негатив на фотографии: «Каждое новое предостережение против мастурбации сопровождалось выходом в свет очередного порнографического романа; на каждое предупреждение медиков против сексуальных излишеств, пагубно отражающихся на состоянии здоровья, порнография отвечала изображением совокупления in excelis, нескончаемых оргий, бесконечных и неутомимых живых цепочек; каждому заявлению о хрупкости и фригидности респектабельных женщин порнография противопоставляла легионы менад, вселенные бьющихся в экстазе самок; в ответ на каждую попытку официальной культуры принизить значение сексуальности порнография кричала (или шептала) о том, что эта единственная вещь в мире, которая имеет значение».

Сломать эту ситуацию, в которой непристойная литература выступала в качестве зеркального отражения чрезвычайно закрепощенного социума, согласно Маркусу, помогли три фактора. Первым из них было рождение современной психологии и психоанализа; вторым — деятельность писателей-авангардистов, поставивших под сомнение справедливость общественного устройства (среди последних следует выделить Джеймса Джойса), а третьим — общая либерализация сексуальной жизни, в результате которой порнография прекратила восприниматься как нечто опасное.

Впоследствии предложенный Маркусом концепт «порнотопии» неоднократно критиковался. Томас Джаудри, например, в 2015 году, опираясь на те же архивные материалы Института Кинси, которые использовал Маркус, заключил, что в викторианских порнографических романах повсеместно присутствует тема смерти, страданий, венерических заболеваний и разложения, что отнюдь не позволяет считать их утопическими.

Так или иначе, работа Маркуса успела стать в своем роде классической, и главный недостаток издания ее на русском языке никак не связан с самой книгой. Он заключается в том, что от выхода оригинала появление «Других викторианцев» в русском переводе отделяют пять с половиной десятилетий. У ее сегодняшнего читателя не вызовет удивления то, сколь невероятные перверсии могут скрываться в обществе за ширмой ханжества, а справедливость того утверждения, что сексуальное раскрепощение само по себе не ведет к освобождению политическому, уже известна ему из истории.

Наука умирания. Жизнь и исчезновение Амброза Бирса