К Пейсаху работа была закончена. Только стекла в дверцы Янкл не смог вставить — в Хрубешуве такого рода вещи сроду не водились. Что же до всего остального, то комод очень походил на данцигский, отличаясь от него лишь цветом. Секрет морилки для благородных сортов дерева Ганс не стал передавать Янклу, и поэтому он использовал ту, которой в мастерской затеняли обыкновенную мебель.
Любуясь произведением своих рук, Янкл вдруг сообразил, что комод занимает почти половину комнаты, а вытащить его через маленькую дверь дома невозможно. Он не стал придавать этому факту никакого значения, все равно покупать такую вещь в Хрубешуве никто не станет.
Во время работы ему в голову пришла забавная мысль. Снова и снова вспоминая прогулку с Мирьям в польскую деревню, он вдруг сообразил, что может предложить свои стулья и табуретки местным продавцам. Число жителей деревни во много раз превышало число евреев Хрубешува, и покупателей там должно было найтись гораздо больше.
Он долго крутил в голове эту мысль, а перед Лаг ба-омер взвалил на спину стул и привязанные к нему две табуретки и отправился в село. Ему даже не пришлось искать лавку, прямо за околицей его остановил поляк в длинном кафтане и с усами цвета спелой пшеницы.
— Продавать несешь? — спросил он, указывая на стул и табуретки.
— Продавать.
— Покажи-ка.
Янкл осторожно снял ношу, развязал и поставил перед поляком. Тот внимательно осмотрел, пощупал, затем уселся на табуретку и два раза подпрыгнул.
— Сам делал?
— Сам.
— И сколько ты хочешь?
Янкл назвал цену.
— Я хозяин вон той лавки, — поляк показал ему вывеску на фасаде дома из грязно-красного кирпича. — Неси ко мне. — Расплатившись, он предложил Янклу: — Если у тебя есть еще стулья и табуретки, приноси. Цена та же. Устраивает?
— Устраивает, — согласился Янкл. — А столы нужны?
— Реже, но нужны. Ты хрубешувский?
— Да, — и Янкл объяснил, как отыскать его домик.
— Если будет заказ на стол, я тебе сообщу. А что ты еще умеешь?
— Комод могу сделать. Платяной шкаф. Кровать.
— Да ты мастер! — удивился поляк. — Где учился?
— В Данциге.
— О-о-о! — В голосе поляка прозвучало неподдельное уважение. — В самом Данциге! Это хорошо. Так и буду тебя представлять — данцигский мастер.
С того дня у Янкла началась иная жизнь. Его мебель сразу стала пользоваться у поляков большим спросом. Теперь он работал с утра до поздней ночи, но не мог перекрыть даже половину заказов. Через три месяца он попросил у хозяина лавки прибавку, и тот немедленно согласился.
У Янкла завелись деньги. Он не знал, что с ними делать. Его потребности были минимальными. Ел он мало, одежду носил старую, мебель делал сам.
— Ты бы приоделся, — сказала ему как-то тетя Элька. — Ходишь как оборванец, смотреть на тебя стыдно. Где тот сюртук, что тебе Мирьям пошила?
Янкл неопределенно пожал плечами.
— Нечего, нечего стесняться. Ты теперь мастер, человек состоятельный. Можешь прийти в синагогу в новом сюртуке.
Янкл подумал-подумал, вытащил из шкафа сюртук и отправился к портному.
— Вот тут жмет, — объяснил он, указывая на подмышки. — Нельзя ли как-то исправить?
— Почему нельзя? — портной соскочил со стола, на котором он восседал, словно царь на троне, два раза обошел вокруг Янкла, потрогал там, потянул здесь и решительно приказал: — Снимай-ка сюртучок. Сейчас наладим.
— А сколько времени это займет? — поинтересовался Янкл. Ему не хотелось оставаться в маленькой и душной каморке портного.
— Полстраницы Талмуда, — ответил портной, взбираясь на стол. — Без Тойсфос.
— Но с Раши, — улыбнулся Янкл.
— Конечно, с Раши! — не удивился портной, беря в руки ножницы. — Кто же учит Талмуд без Раши?
Янкл еще раз улыбнулся, подошел к полке, где в беспорядке были сложены замусоленные тома, выбрал трактат, который проходил по вечерам в ешиве, и принялся за чтение. Учеба шла плохо, разные мысли мешали сосредоточиться. Но он упорно отгонял их, пока не поймал смысл рассуждений и не окунулся в привычный мир дискуссии. Не успел Янкл как следует понять, в чем именно состоит смысл возражения Рейш Лакиша ребе Йоханану, как портной соскочил со стола.
— Готово! — он протянул Янклу сюртук. — Ну-ка, примерь.
Янкл вернул Талмуд на полку, надел сюртук и застегнул его на все пуговицы. Под мышками не жало. Он выпрямился, потом согнул плечи, снова выпрямился — сюртук не мешал движениям и не беспокоил. Янкл вообще перестал его чувствовать, как не замечают старую, обмявшуюся по телу одежду.
«Значит, — думал он по дороге домой, — Мирьям сделала это специально. — Я-то считал, что она не переделывает сюртук потому, что его невозможно починить. А она просто издевалась надо мной, хотела подчинить своей воле, унизить, растоптать».
Злость поднялась из глубины его сердца и ударила в голову. Он в бешенстве оторвал от ствола ветку вяза, растущего у дороги, и швырнул на землю. Не успокоившись, поднял ветку и разломал ее на мелкие кусочки, царапая пальцы, разрезая их об острые углы на разломах.