Ведьма на Иордане

Мир несправедлив, а люди жестоки и беспощадны. Он, Янкл, не заслуживал такого отношения, он хотел быть открытым и честным, но разве можно в таком мире и с такими евреями оставаться мягким и добродушным? И если жизнь требует бессердечности, он станет бессердечным. Иначе не выстоять.

После осенних праздников судьба вдруг показала Янклу новое лицо, выкинув одно из своих сумасшедших коленец. Как-то утром, когда Янкл любовно строгал ножку для стула, дверь его домика задрожала от ударов. Недоумевая, кто бы это мог быть, Янкл отодвинул щеколду.

На крыльце стоял небольшого роста поляк, плечистый, чисто выбритый, в поношенном, явно с чужого плеча, когда-то роскошном черном камзоле и картузе с лаковым козырьком. Губы его слегка кривились в презрительной улыбке.

— Ты Янкель-плотник?

— Я столяр.

— Какая на хрен разница, столяр, плотник. Стулья ты делаешь?

— Делаю.

— Я управитель пана Ольшевского. Слыхал о таком?

— Конечно, слыхал.

Кто в Хрубешуве не слышал про Ольшевского! Это был самый богатый помещик на сто верст кругом. Больше всего на свете он любил охоту на лис и молодых крестьянок. И теми и за другими он охотился без устали, делая из первых шубы и шапки, а вторых награждая сначала панской любовью, а потом червонцами. Когда кавалькада, возглавляемая Ольшевским, выезжала из поместья, девушки и молодые женщины окрестных сел, заслышав топот копыт, панически разбегались по чердакам и погребам.

— Пан Ольшевский женит трех гайдуков. Для свадьбы нужно срочно изготовить пятьдесят стульев и табуреток. Сделаешь за неделю?

— За неделю не сделаю.

— А за две?

— Могу успеть.

— «Бедные гайдуки, — подумал Янкл. — Им приходится покрывать подвенечной фатой панские шалости».

— Покажи товар, — управляющий отодвинул рукой Янкла так, словно он был куском дерева, и прошел в дом. — А это у тебя откуда?! — изумленно спросил он, уставясь на комод.

— Сделал, — пожал плечами Янкл.

— Не ври, — строго приказал управляющий. — Признавайся, откуда добыл комод.

— Да говорю, сам сделал. Не видите разве, его в дверь протащить нельзя.

— Верно, — управляющий посмотрел на Янкла с удивлением. — Кто же тебя научил такую мебель строить?

— Мастер Ганс из Данцига.

— Вот что, — вдруг заторопился управляющий. — Сиди дома, жди. Чтоб ни шагу на улицу. Я скоро вернусь с паном Ольшевским.

Он вышел из дома и плотно притворил за собой дверь. Янкл и так не собирался никуда уходить, поэтому вернулся к своей работе, размышляя, как лучше себя вести с паном.

Пан появился через два часа. Янкл издали услышал топот копыт множества лошадей и вышел на крыльцо. Ольшевский лихо осадил коня и, соскочив на землю, легко взбежал на крыльцо. Был он небольшого роста, плотный, но не полный, весь подобранный, аккуратный и упругий, словно гуттаперчевый шарик на резинке. Воротник его роскошного, скроенного на военный лад камзола из дорогого сукна на белой шелковой подкладке сверкал золотом. Золотом же отливала рукоятка сабли. За ним следовала свита из свирепого вида гайдуков с аршинными усами, вооруженных саблями и ружьями.

— Показывай, — бросил Ольшевский.

Янкл отворил дверь, пан вкатился в дом и несколько минут разглядывал комод.

— А стекол почему нет?

— В Хрубешув не завозят такие стекла, нужно выписывать из Варшавы или Берлина.

— Выпишем.

Ольшевский подошел к комоду, несколько раз открыл и закрыл дверцу.

— Не знаю, еврей, как тебе в голову пришло сделать такую вещь, — словно размышляя вслух, произнес пан. — У меня в доме стоит точно такой комод. Мне он достался от деда. Фамильная, старинная мебель. Только сгнила совсем, а починить некому. Возьмешься?

— Нужно посмотреть, — осторожно ответил Янкл.

— Этот, — пан ткнул пальцем в комод, — я у тебя покупаю. Сегодня же пришлю дворовых, разберут стену и вытащат. А ты завтра с утра чтобы был у меня. За домишко свой не переживай, новый купишь. — Он достал кошелек и бросил на полку комода пригоршню золотых. — Ты мастер, еврей. А я люблю мастеров. Завтра, смотри, не опаздывай. А то три шкуры спущу, не посмотрю, что мастер. — Ольшевский повернулся и выкатился из комнаты.

Янкл был в поместье задолго до того, как пан проснулся. Управляющий, не желая терять времени, сразу отвел его в кабинет Ольшевского, где стояла фамильная мебель из красного дерева. По мнению Янкла, изготовленный им комод походил на нее не больше, чем стекляшка походит на бриллиант. Но все остальные почему-то не замечали разницу ни в цвете дерева, ни в качестве резьбы, ни в гармонии частей. Над мебелью Ольшевского трудился настоящий мастер, до которого было ох как далеко не то что Янклу, но и его учителю Гансу.

К сожалению, кроме рук неизвестного мастера над комодом, секретером, шкафом, креслами и столом изрядно потрудились зубы древоточцев. Все было безнадежно изъедено. Требовалось немедленно сжечь мебель, пока зараза не перебралась дальше, но пан даже слышать об этом не хотел. Единственным выходом из создавшегося положения было изготовление новой мебели в точном соответствии со старой.

— Но чтобы никто не заметил, — грозно предупредил Ольшевский. — Чтобы было один в один.