Ведьма полесская

Он протянул руку и похлопал коня по шее. Как ни странно, но злости на Буяна у приказчика не было. Сам во всём виноват. А вот за то, что так удачно всё с Марылькой получилось, что удалось поговорить с ней и дать знать о своих чувствах, Степан в некоторой мере был даже благодарен Буяну.

Приказчик спешил в имение. Теперь его тревожило то, как себя поведёт пан Хилькевич, когда он, Степан, предстанет пред его очи ясные. Приказание-то не исполнено. А прошло, поди, часа два уж. Хочешь, не хочешь, но надо возвращаться. И хочешь, не хочешь, а придётся стерпеть спесивую выволочку разгневанного пана Хилькевича. Но то, что на этот раз и Прошке достанется с лихвой, тешило и согревало душу приказчика.

Спешившись, Степан некоторое время стоял в глубине двора и мрачно размышлял, переводил дух перед неприятным разговором. Наконец, собравшись с духом и понуро опустив голову, он поплёлся к дому. И только Степан протянул руку к входной двери, как она отворилась, и на крыльцо вышел сам пан Хилькевич, а за ним… и Прохор.

Вид у пана Хилькевича был весьма благодушный, даже, можно сказать, радостный.

– О, а вот и ты! А я уж было подумал, что мой приказчик начал хватку терять! Молодец, Степан Николаич, – весело забалагурил пан Хилькевич.

– Рад стараться, – ничего не понимая, растерянно произнёс Степан.

– А ведь догадался, стервец, Лявона послать! И от работы никого не оторвал, и наказ мой исполнил! – в шутку погрозил пальцем Семён Игнатьевич.

Степан совсем опешил. Он уже на уровне какого-то шестого чувства догадался, что, похоже, попал впросак и счёл за лучшее пока помолчать.

Пан Хилькевич пребывал в превосходном расположении духа. По Прошке тоже не скажешь, что получил нагоняй. Видя такой расклад, Степан замер и, не говоря ни слова, всё силился понять, что же, в конце концов, происходит. А Семен Игнатьевич меж тем продолжал:

– А каков этот старик, а? Настоящий живчик! И чарку успел пропустить, и Прошку найти, да ещё и ягод в панском лесу набрать. Ну, разумеется, «с моего позволения», так сказать, хе-хе-хе.

И тут до Степана вдруг дошло, что старый собака ловко и нагло его провёл. Осмелился обмануть самого приказчика! Он как угорелый носился по всей округе, шею себе чуть не свернул, а этот ненавистный лесник, сговорившись со старым пройдохой, давно уж явился сюда и рассиживается себе тут спокойненько. Да и барин хорош! Что-то не видать по ненавистной роже лесника, чтоб он опечален был панской опалой.

Самолюбие Степана было задето, и задето сильно, просто-таки за живое. Ярость вскипала и требовала немедленного отмщения. Уж за такое посмешище кому-кому, а старому хрычу точно несдобровать. И Степан злобно прошипел: «Ну, пёс плешивый, будет тебе награда, пощады не жди».

– Ты что-то сказал? – услышав бурчание приказчика, переспросил Семён Игнатьевич.

– Ага, говорю: молодец дед Лявон! – голос приказчика прозвучал бодро и внятно, а внутри всё тонуло в волнах злости.

– Ты уж, Стёпа, проследи, чтоб этому Лявону, если появится тут, угощение преподнесли. Ну, накормили, что ль, хлеба дали, да и чарку такому стрекачу не жалко. Хе-хе-хе, – пребывая в хорошем настроении, не унимался пан Хилькевич, но вдруг, словно почувствовав что-то неладное, строго добавил:

– А я в свою очередь прослежу, чтоб обиды старику ни от кого не было.

– Хорошо, Семен Игнатьевич, сделаю всё, как приказали, – поникшим голосом произнёс приказчик.

– Вот и ладно, ступай тогда, – сказал пан Хилькевич и повернулся к Прохору.

Степан одарил их испепеляющим взором и, кипя злостью, нервно направился в сторону дальнего овина.

– Что это он мрачный такой? – глядя на удаляющегося приказчика, спросил Прохор.

– А кто его знает. Он часто такой бывает, – ответил пан Хилькевич, и хотел было добавить: «Особенно, когда тебя видит…», – но сдержался и изменил тему разговора. – Ну а ты долго не раздумывай. Девка она добрая и в мужском плече нуждается сейчас как никто другой. Я весьма рад, что моя рекомендация совпадает с твоим желанием.

Степан этих слов уже не слышал.

– Благодарствую, Семен Игнатьевич… Век не забуду милости вашей, – признательно поблагодарил Прохор пана Хилькевича.

– Иди уж, обрадуй сироту.

Поклонившись пану, Прохор направился в село.

А из укрытия, из-за овина его провожал взглядом, полным ненависти, панский приказчик. Вся сущность приказчика незаметно для него самого утопала в бездне озлобленной ревности. Степан испытывал демоническую истому, рисуя в своём скудном воображении сцены зверской расправы с соперником. Такие дикие мысли до того взбудоражили ревнивца, что сознание затуманилось, а тело пробивала мелкая дрожь. Он уже не замечал ничего вокруг.

– Степан, а чего это ты замер тут, как кот у мышиной норы? – раздался вдруг сзади звонкий голос кухарки.

Приказчик от неожиданности аж вздрогнул. Испуганно оглянувшись и проведя рукой по лицу, он в ужасе подумал: «Господи! Да что ж это на меня нашло. Раньше и в кошмарном сне такое в голову не пришло бы! Прямо наваждение какое-то! Господи, не дай бесу вселиться в душу раба твоего…»