На то место, где я только что стояла, с громким плюхом рухнуло нечто темное, сопровождаемое еще и дождем из ледяных осколков. Визжать и трещать при этом не перестало и через пару мгновений плюхнуло еще дважды, а из воды вынырнуло какое-то страшилище, вспрыгнуло на край скорлупы и, присев как-то совсем не по человечески, оскалило на нас свои острейшие зубы, коих было вот прямо дофига. Размером это нечто было мне, наверное, едва ли по пояс, тонкокостное тщедушное тельце одновременно и в чешуе, на ногах, что были, по сути, трехпалыми птичьими лапами и в клочковатой редкой шерсти непонятного цвета, острые зубы отблескивали желтизной. Но самое жуткое впечатление производили огромные на выкате глазищи, подернутые белесой пеленой и с единственной черной точкой зрачка посередине.
– Мама родная, это что за жуть-то?! – опешив, выкрикнула я, позволяя Даниле отпихнуть меня себе за спину.
– Белоглазые! – похоже, он был изумлен не меньше моего, и то, что я сочла ответом мне, было общением с самим собой. – Чудь, мать вашу раз так! Какого черта в городе?
Из темноты появились еще два точно таких же существа, причем теперь при лучшем рассмотрении я поняла, что все они самки, подтянулись поближе к первой страшилке и агрессивно заклекотали, всем видом давая понять, что валили бы мы отсюда, пока при памяти.
– Эй! А ну на человеческой речи говорите! Не мы к вам в пещеры спустились, а вы к нам в город приперлись, так что на людском! – грозно прикрикнул на них ведьмак. – Живо!
Хоровой клекот оборвался, и с пару секунд царила тишина, разбавляемая только нашим дыханием и всхлипами несчастной жертвы.
– Ходи… ходи… уходи… ведьмак, – проскрежетало, наконец, существо, сидевшее на краю скорлупы. Было такое ощущение, что оно с трудом вспоминает слова или же их произнесение чуждо ему, поэтому выговаривало их с паузами.
– Слышь ты, чудь пещерная, ты еще поприказывай мне! – добавил строгости в голос мужчина. – Людские города не ваша территория! Чего приперлись сюда?
– Мере… мереть… мы… умереть… гибнем… – ответило ему создание и ткнуло узловатым чешуйчатым пальцем с когтем в сторону замершего в ужасе парня. – надо… живу надо…
– Чего? Ни черта я не понимаю! – возмутился ведьмак и рубанул ладонью в воздухе. – Да и пофиг. Так, что бы вы там ни задумали, но этому не бывать. Пацана снимаем, а вы сваливаете в свои пещеры, если прорветесь мимо отдела, и молитесь своим истуканам каменным, чтобы они не пошли за вами.
– Не-е-ет! – заверещали опять чуди все вместе, и у меня удивительно, как кровь ушами не пошла. Неожиданно пространство между нами и ними стало подергиваться какой-то дымкой, а мне отчего-то так домой захотелось. Накатила апатия и безразличие просто тотальное. Ну вот за каким таким надом я в этой сырости и грязи шляюсь? Ради чего? Как будто и правда что-то тут важное происхо…
– Ах вы еще и блазнить нас смеете! Совсем страх потеряли? – гневно взревел Данила и сделал несколько взмахов своим кинжалом по воздуху, развеивая пелену и у меня в голове причем тоже. Чего это я? Какой домой?
– Наше право имати невостребное этими! Нам без того живота нету!
– Как же я, зараза, люблю эту абракадабру стародревнюю! – процедил зло сквозь зубы ведьмак. – Вы вот если сподобились в город зачем-то припереться, могли бы чуток и говорить нормально подучиться!
– Я, кажется, понимаю, – пробормотала я, выглядывая из-за его спины. – Майор говорил, что все эти парни девственники. У них никогда не было секса… ну, с живым партнером.
– Ага-а-а, – протянул Данила, – стало быть, вы у этих бедолаг таким зверским способом силу мужскую собирали?
– Истина, истина! – закивала сидящая на скорлупе чудь, как будто обрадовавшись, что ее поняли. – Познай нашу безпроторицу, ведьмак! Наши мужи хоть свою давно как утратили подчистую! А эти уноты хупавые ее имают через край, да все тщета и туне! Наше право брать, что другим напрасно дадено, а нам без того погибель и забвение!
– Так, я все понял! – махнул еще раз кинжалом Данила. – У ваших мужиков не стоит, вы приперлись в город потрошить девственников и раздобыть себе ингредиентов для магической виагры и наладить личную жизнь. Опускаем то, что я тоже считаю этих неудачников дебилами как минимум. Но дебил и неуверенный в себе ссыкун – это не повод для смертного приговора. Поэтому установка прежняя: вы сваливаете и оставляете парня нам целым и со всеми частями тела и его долбаной невинностью.
– Не-е-ет!
– Чем дольше препираетесь – тем меньше у вас шансов уйти. Если вы отмерзли, то и полицейские уже тоже. Так что дело считанных минут, когда они тут будут.
– Ведьмак, сжалься! Казны любой без счета тебе отдадим! Позволь последнюю кровь пояти и рачение нам вернуть, да род свой гибнущий продолжить!
– Казна – это дело хорошее, и люблю я ее очень даже, но жизнь спокойную куда больше. Ищите, девки, другие способы ваших мужиков на себя затащить. Вы пришли, нагадили и ушли счастье свое устраивать, а мы тут остаемся и живем всегда. А по вашей вине люди на нас всех собак потом спустят, не разбираясь. Сворачиваем лавочку!