Замысел Грискома сработал. Сколь бы ни возмущала Роя шумиха, вызванная исследованием «В мире науки», тайные эксперименты в Гарварде привели к не меньшей сенсации и привлекли внимание всей страны. Грискому удалось опубликовать эту новость раньше, чем вышел отчет Хоагленда в журнале «Атлантик». В статье Грискома говорилось, что, хотя гарвардская команда считала действия Крэндонов результатом «добрых намерений», все проявления способностей Марджери имели естественное объяснение. Исследователи пытались деликатно (но, с точки зрения Грискома, неудовлетворительно) разрешить этот парадокс, согласно которому медиум одновременно и верила в свои способности, и имитировала паранормальные явления, следующим образом: они считали, что она действовала в состоянии гипноза или под влиянием собственного бессознательного. «В результате в Гарварде поднялся страшный скандал», – писал Гудини Гриском. Старшие и именитые ученые не хотели, чтобы их имена связывали со странными выводами исследований, в которых не упоминалось мошенничество Марджери, а все потому, что Хоагленд не хотел опорочить Крэндонов. В частных разговорах некоторые из них ворчали, мол, неужели медиум была в гипнотическом трансе, когда запихивала поддельную «астральную руку» себе во влагалище?
В канун Хэллоуина профессоры и большинство членов официальной гарвардской группы сказали Грискому, что феномены Марджери, безусловно, были результатом обмана. Все они, за исключением Коуда, полагали, что Марджери осознавала свои действия. Они скорее считали, что это доктор Крэндон страдает от расстройства личности. «Он верит в эти явления и в то же время помогает имитировать их. Что касается Марджери, то ни один из исследователей (кроме Коуда) не считает ее честной в этом вопросе», – писал Гудини Гриском. Но один журналист все еще сочувствовал делу Марджери: вскоре Джон Т. Флинн опубликовал хвалебную статью о медиуме в «Кольеровском еженедельнике». Взяв у Коуда интервью, Флинн сказал Крэндонам, что первые шесть сеансов «произвели глубокое впечатление на гарвардскую группу и исследователи были близки к вынесению положительного решения». Даже выступив с заявлением о вине Марджери, Коуд считал часть проявлений ее способностей подлинными.
Проблема Коуда была типичной для многих поклонников Марджери: они привязывались к медиуму и страдали от противоречия между своей влюбленностью и явными признаками обмана со стороны любимой. Коуд был в ужасе, когда исследователи воспользовались его заявлением и представили эту сложную ситуацию в черно-белом цвете: ученые игнорировали необъяснимые феномены на сеансах, «чтобы доказать вину Крэндонов».
И пусть он не знал, что творится в голове у Марджери, он чувствовал, что у нее на душе. В письмах он говорил, что она «не обманщица, а прекрасная женщина, которая честна до конца». Одному своему коллеге-исследователю он заявил, что «эти фокусы составляют лишь малую часть проявлений медиумизма».
Грант Коуд всегда казался Марджери нервным, депрессивным, склонным к мелодраматизму молодым человеком, и его эмоциональные проблемы, в частности неудачи в литературной карьере и измена жены, вызывали у нее сочувствие. Он действительно пытался предотвратить обвинения Марджери в мошенничестве, но в то же время сам разоблачил ее. И если он действительно стоял на позициях свободной любви, как Мина сказала Грискому, то он не понимал, что ее любовь – или страсть – имела свою цену, поскольку и его репутация тоже могла пострадать.
Марджери сказала Грискому, что Коуд пришел к ней домой и разрыдался. Она показала ему письма Коуда – «страстные, дикие, истеричные, почти безумные», как сказал Гриском Гудини. Более того, Рой в присутствии коллег назвал юношу «дегенератом». Коуд понимал, что способности Марджери вызывали у доктора Крэндона «что-то вроде фанатичной веры», и потому не удивился, когда доктор обвинил его в сексуальных домогательствах к жене. По словам доктора Крэндона, когда Марджери отвергла ухаживания Коуда, тот попытался изнасиловать ее![85]
После этого Рой пригрозил, что подаст в суд на Коуда и остальных исследователей за клевету. Услышав об этом, коллега Коуда Фостер Деймон рассмеялся, сказав, что «не отказался бы взглянуть на лица присяжных в Бостоне, когда они осознают, где именно она хранила свои хитроумные приспособления».