Ведьма с Лайм-стрит

В дискуссию, начатую гарвардской группой, втянулось и Американское общество психических исследований. Малкольм Берд взялся за перо, защищая Марджери, и в журнале Общества назвал гарвардских исследователей «группой юношей», чей возраст, намекал он, свидетельствовал об их невежестве в вопросах женской физиологии: мол, они попросту не представляли себе, каковы размеры женского влагалища. Их теория «влагалища как хранилища», казалось, «выходила за пределы представимого». Неудивительно, учитывая, что эти юноши были поэтами, историками, психологами, но отнюдь не медиками. «Мистер Хоагленд и его коллеги, выпускники филологического факультета, явно неверно себе представляют размеры, форму и прочие важные характеристики анатомии женских половых органов, которые они имеют в виду, когда используют эвфемизм “в теле медиума”».

Доктор Крэндон выдвинул еще один аргумент против доводов гарвардской группы. Сеанс проводился в тот день, когда у Марджери была менструация, а ведь ее обвиняли в том, что она достала ряд предметов из своего влагалища и положила их на стол. Но ни на столе, ни на руках исследователей, прикасавшихся к эктоплазме, не осталось следов крови. «Доктор Крэндон считал, что, исходя из этого, Марджери не могла мошенничать», – писал Гриском. Отсутствие крови доказывало ее невинность.

Проклятые глупцы

Марджери высмеивает гарвардскую группу за обвинения в мошенничестве. «Они прячутся, чтобы спасти свою репутацию», – утверждает медиум.

Бостон Геральд. 24 октября 1925 года

В конце концов «честный Гарвард», как пелось в гимне университета, не оправдал своего доброго имени, жаловалась Марджери. Исследователи, отрицая способности Марджери, спрятались за прочными университетскими стенами: ее разоблачители отказались назвать свои имена в прессе, а Грант Коуд уехал в Делавер, где журналисты не могли найти его. Вся эта история, по словам Марджери, была отвратительна и совершенно излишня.

Медиум в разговоре со Стюартом Грискомом сказала, что удивлена и потрясена тем, что ученые, которые были так впечатлены ее способностями, в итоге сделали вывод о ложности ее медиумизма, основываясь на каких-то невразумительных доказательствах – потерянной туфельке и сползшей с ноги ленты! Как они могли думать, что в течение восьми сеансов Марджери дурачила их, проделывая все эти фокусы ногой? Она показала Грискому протоколы сеансов, подписанные каждым из команды исследователей. Ни в одном не упоминались подозрения в мошенничестве. Они изменили свое мнение просто потому, что «честный Гарвард» оказался бы в неловкой ситуации, если бы амбициозные аспиранты и их учителя признали, что не могут объяснить увиденное. Гриском спросил ее о частном сеансе, который она провела с Коудом, когда они замышляли, как бы обмануть исследователей. В ответ Марджери заявила, что этого сеанса не было, и она не только готова официально свидетельствовать об этом, но и ее служанка, находившаяся в тот момент в доме, может подтвердить ее слова. С ее точки зрения, произошло следующее: она отвергла ухаживания психически неустойчивого воздыхателя, и тот в отместку решил опорочить ее перед всем миром. Вот что происходит, когда за дело берутся аматоры, привносящие в исследование свои предубеждения!

– Серьезно, все, что мне нужно, – это честное исследование, – объявила она.

За последние два дня, проведенные с миссис Крэндон, Гриском заметил интересный факт, шедший вразрез с ее официальным заявлением. Все это время Марджери очень волновалась о том, как же Гудини отреагирует на скандал, который мог ознаменовать завершение ее сеансов.

– Вы только подумайте, что скажет по этому поводу Гудини, – говорила она. – Он заявит, что ему хватило одного сеанса, чтобы прийти к тем же выводам, для которых гарвардским ученым понадобилось восемь.

Как оказалось, она отлично понимала ход мыслей Гудини: он действительно в разговоре с Уолтером Липпманном самодовольно заявил, мол, гарвардская группа «потратила полгода на то, что я сделал за один вечер». Безусловно, молодые исследователи подтвердили его точку зрения. Но одного Гудини понять не мог – почему Марджери доверяет Грискому, учитывая, что именно он разрушил ее репутацию? На этот вопрос Гриском ответил: «Хотя прямо она этого не признает, между нами есть что-то вроде соглашения: оставаясь наедине, мы в разговорах исходим из того, что все ее способности – это мошенничество. Мне кажется, она уважает меня по той же причине, что и вас. Мы не поддались ее чарам».