Ведьма Страны Туманов

– Не знаю, – Поюха вытерла слезы и с благодарностью посмотрела на своего спасителя. – Жыж, а кто это был-то?

– Ырка это был, доченька. Ырка…

Ветренник-посетитель

Всю ночь Юся натирала до блеска чумазые чайники и кастрюльки. Ползая по полу с тряпкой (Матохи умудрлись запачкать и его), она наградила свои тощие коленки недурственными синяками. А под ногти на тонких пальцах забилась въедливая сажа.

Юсинь не собиралась огорчать Рыську видом неопрятной ведьминой кухни и не хотела быть виноватой в том, что Матох, за их суетливость, угостят вредным для их желудков изюмом.

Когда Юсинь, наконец, закончила уборку и, дойдя до своей кровати, зарылась лицом в одеяло, она поняла, что вовсе не сердится на Матох. Вспоминая жалостливое выражение их светящихся мордочек, когда, повинуясь её приказу, Матохи дружно отправились за печку, девочка усмехнулась. Даже родная собака не была с Юсей так покорна.

«Наверное, им хочется внимания или каких-нибудь развлечений, – подумала Юсинь и зевнула. – Может, достать им какую-нибудь игрушку?»

Наутро Рыська находился в прекрасном расположении духа. Потому Юся решила, что ночью он ничего не слышал. Стараясь увести мысли мальчика-кота подальше от Матох, Юсинь попросила Рыську ответить на важный, давно терзающий её вопрос.

– Душа? – переспросил Рыська.

– Душа, – кивнула Юсинь. – Что она собой представляет?

Рыська ненадолго задумался, потом положил в конфетницу кусочек грильяжной шоколадки и накрыл крышечкой.

– Смотли, все люди будто матлёшки.

– Матрёшки? – уточнила Юсинь.

– Ну да! Я же сказал – матлёшки! – Он сердито фыркнул и продолжил: – Так вот, конфетница будет пелвой матлёшкой. Это наше тело, наше обличье. Конфета внутли – это втолая матлёшка – наша душа. Когда тело умилает, душа вольна делать что ей вздумается. Если человек пложил жизнь счастливо, никому не завидовал и не делал зла, то душа устлемляется на небо.

С этими словами Рыська рывком снял крышку, вытащил лакомство и протянул Юсе.

– А если нет? – спросила Юсинь, вытирая мягким полотенцем последнюю вымытую тарелку.

– А если нет: душа блодит по земле, не находя себе места. Мается, в общем, пока в конце концов не отыщет дологу в Стлану Туманов. Здесь душа сможет отоглеться. – Рыська взял из рук Юсинь тарелку и впрыгнул на полки с сушилкой для посуды.

– Ты говорил про три матрёшки. А у тебя вышло две. – Девочка дожевывала грильяж и мысленно представляла себе как сегодня перед сном, вырвав несколько свободных страниц из большой красной книги, втайне от Рыськи сделает несколько зарисовок Урсулиной кухни.

– Куда ты всё влемя толопишься? – Мальчишка спрыгнул с полки. – Тлетью матлёшку ты только что съела.

Юсинь закашлялась, чуть не подавившись слюной.

– Что я съела?

– Ну вот олехи, котолые были в конфете, и есть тлетья матлёшка. Это тепло воспоминаний. Воспоминания могут быть глустными или весёлыми – неважно. Главное: пока они есть, душа существует, понимаешь?

Юсинь с любопытством посмотрела на конфетницу.

– Так… – протянула она, наклонив голову набок, словно собачка, пытающаяся разобраться в бессвязной болтовне хозяина. – Значит, первая матрёшка – тело, вторая матрёшка – душа. А в душе есть третья матрёшка – тепло. А что будет, если это тепло уйдёт?

– Душа погибнет, – ответил Рыська и спрыгнул на пол. – Она ласколется, как делевянная матлёшка, по макушке котолой стукнули молотком.

– А я хотела верить, что душа бессмертна, – сказала Юсинь и вздохнула.

– Лазумеется, бессмелтна. Ведь тепло тоже возвлащается на небо. Туда, куда душе следует отплавиться с самого начала.

Юсинь пожала плечами:

– Всё равно не понимаю… Значит, ваша Страна – временное пристанище? Но если третьей матрёшке с самого начала надо попасть на небо, то зачем вообще отогревать холодные души? Может, вместо этого правильнее забирать тепло и отправлять туда, куда надлежит?

– Что ты! Мы же не убийцы! Мы же не Ылки какие-нибудь, чтобы тепло забилать! – Рыська состроил презрительную рожицу. – Пусть дух или душа сами лешают, где им до полы до влемени лучше. Одни не уходят на небо не выполнив какого-нибудь важного обещания пли жизни, длугие хотят плисмотлеть за близкими, о котолых сильно волнуются. Пличин, по котолым душа остается, может быть много.

– Неа, мне всё равно непонятно, – Юсинь потёрла лоб. – А кто такой Ылка?

– Не Ылка, а Ылка, – поморщился Рыська. – Это душа самоубийцы, котолый, если сильно зол или обижен, может забилать тепло у длугой души или духа.

По спине у Юси побежали мурашки.

– Ырка, – проговорила она и, вдруг ощутив непреодолимое желание закончить этот разговор, спросила: – Рыська, а почему тебе Урса тоже голос не починит? Ну ведь ничего ж не разберешь из-за твоего «л», когда ты что-то рассказываешь! Ты же должен муРРРлыкать?

Мальчик-кот сгорбился, обиженно зашипел, приготовившись выпустить свои острые коготки, но вместо этого неожиданно выскочил из кухни в коридор – над входной дверью задрожал колокольчик из белого золота.

Юсинь уже знала – этот звон не предвещал никакой опасности – просто к хозяйке Урсуле пожаловал очередной гость.