Ведьма в белом халате

Я тяжело вздохнула. И когда этот сорванец успел, если мы расстались с ним затемно? Разве что, дождавшись, когда я уйду наверх, все-таки сбегал сюда и в своей манере убедил сестру не упрямиться?

– Мож… но? – очень тихо прошептала Алиса, когда я с досадой поджала губы.

Я снова вздохнула.

– Можно, конечно. Только знаешь что… давай-ка мы приведем тебя немного в порядок?

Девочка благодарно улыбнулась, и на полчаса палата реанимации превратилась в импровизированный салон красоты. Зная о том, как переживала о внешнем виде лисичка, я потратила капельку магии, чтобы сделать ее волосы чистыми, блестящими, а покрытую синяками мордочку – чуточку более симпатичной, чем раньше. Я даже на диагностическое заклинание расщедрилась, чтобы понять, хорошо ли заживает нижняя челюсть. А обнаружив, что процесс почти завершен, решилась снять часть фиксирующего раствора, чтобы девочка могла говорить.

– Спасибо, – неуверенно пролепетала она, с трудом ворочая онемевшей челюстью.

– Чувствительность вернется не скоро, – предупредила я. – И долго говорить тебе тоже нельзя. Полчаса, не больше. А потом надо будет отдохнуть. Хорошо?

– Да, – уже смелее улыбнулась Алиса, и я, не сдержавшись, погладила ее по голове.

– Все будет хорошо, солнышко. Ты уже поправляешься. Завтра можно будет понемногу начинать есть. Я тебя скоро в обычную палату переведу. А еще через недельку останешься без гипса и без повязок.

Девочка молча кивнула. А когда я хмыкнула, поняв, что она хочет поберечь слова для встречи с отцом, Алиса неожиданно подмигнула. Уже почти здоровым зеленым глазом, в котором впервые появились озорные огоньки.

Когда закончилась пятиминутка и доктора потянулись на обходы в свои палаты, я вышла из ординаторской и едва не вздрогнула, обнаружив, что у входа в отделение уже приплясывает от нетерпения Андрей. А рядом с ним тревожно и вместе с тем настороженно на меня сквозь стекло смотрит его отец, Александр Александрович Лисовский, встречаться с которым я категорически не хотела.

На этот раз он был одет как положено: в бахилах, без пальто и с безупречно чистым халатом на широких плечах. Поверх костюма надевать его было глупо, поэтому оборотень просто набросил его сверху. Но мне почему-то показалось, что сегодня, если я потребую, он даже в костюме туда влезет, лишь бы хоть раз за эти утомительные четыре дня увидеть дочь.

Собрав в кулак волю и приняв невозмутимый вид, я стиснула зубы и подошла к дверям.

– Здрасте, Ольга Николаевна! – выпалил с порога Андрей, уставившись на меня со смесью нетерпения и надежды. – Мы пораньше пришли. Ничего?

– Ничего, конечно. Доброе утро. – А затем бросила на Лисовского-старшего равнодушный взгляд и ровно добавила: – Заходите.

Он не стал дожидаться повторного приглашения и, как только я посторонилась, тут же втиснулся в дверной проем. В коридоре сразу стало тесно. На меня снова пахнуло его любимым – не зря же каждый день его использует – парфюмом. Потом он прошел дальше, мимо меня ужом проскользнул Лисовский-младший. После чего я так же ровно бросила:

– Андрей, проводи отца.

И мимолетом подумала, что от мальчишки пахнет очень похоже. Видимо, они пользовались одной маркой туалетной воды. Приятной, надо сказать. Даже очень, хотя обычно оборотни не переносили посторонних запахов. Впрочем, Лисовские вполне могли себе позволить иметь в штате личного парфюмера. Я бы даже не отказалась узнать его имя, потому что впервые видела, чтобы кто-то умудрился спрятать за ароматом туалетной воды природный, довольно сильный, надо сказать, запах чистокровного оборотня.

Когда отец и сын скрылись за дверью оперблока, я ненадолго последовала за ними, чтобы убедиться, что все в порядке. Но, заглянув в палату, увидела взволнованное лицо Алисы, присевшего на стул рядом с ее постелью отца, радостно скалящегося Андрея – и не стала мешать. А когда заметила, с какой нежностью Лисовский-старший взял искалеченную дочь за руку, и услышала от нее прерывистое, но такое эмоциональное «папочка!», то поняла, что делать тут больше нечего, и тихонько ушла.

– Привет, Саныч. Что делаешь? – поинтересовалась я пятнадцатью минутами позже, распахнув двери морга.

Наш вечно серьезный кот оторвался от созерцания двух лежащих на соседних столах тел и задумчиво уронил:

– Да вот… думаю.

– О чем, если не секрет?

– Какого мне вскрывать первым? Левого или правого?

– А тебе есть разница? – озадаченно спросила я.

Кот так же задумчиво шевельнул усами, еще раз оглядел накрытые белыми простынями трупы. Какое-то время переводил взгляд с одного на другой, словно знаменитый буриданов осел, и глубокомысленно изрек:

– И правда никакой.

По непонятным причинам его выбор пал на левый стол, где, как вскоре выяснилось, неподвижно лежал немолодой вампир с развороченной грудной клеткой. Как я уже говорила, клыкастики были не просто живыми существами, но еще и смертными, хотя на стол к Санычу такие клиенты попадали нечасто.