Ведьма в Царьграде

Она провела пальцами по прическе: ее косы, уложенные высоким округлым венцом, были перевиты блестящими цепочками с самоцветами, а сверху еще была приколота дымчато-голубая вуаль, отчего голова княгини казалась несколько крупной. Ольга, как и ее женщины, уже переняла местную моду, она ей шла, а цвет вуали сейчас красиво оттенял ее прозрачные серые глаза. Свенельд смотрел на княгиню с восхищением и нежностью, Ольге от этого стало хорошо на душе. Не только же ей в заботах жить, хорошо и покрасоваться перед мужчиной. Хотя сама же себя и одернула: не об этом ей думать надо, не тешиться собственной красотой. Вот и спросила варяга: не может ли Малфрида при помощи чародейства как-то обмануть охрану ромейскую, вырваться из окружения, бежать, исчезнуть?

Свенельд помрачнел.

– Тут вокруг все христианское, а это губит ее, лишает колдовских сил. Конечно, она копит силу понемногу после того, что во Влахернах случилось, но все одно это не та сила, какой она древлян подавляла некогда. Хотя… Вон, когда от патриарха за ней прибыли стражи да забрать хотели, она все же смогла их челн опрокинуть. Да так, что те даже не поняли, что к чему. Нам же потом пришлось этих длиннорясых из воды вытаскивать, чтобы не потонули. Однако на том силы Малфриды истаяли. И когда святоши эти и на другой день прибыли, вновь требовали, чтобы выдали им ведьму, она уже ничего не могла. Пряталась в палатке и жалкой такой выглядела. А монахи опять принялись распевать свои псалмы, послали своих людей на «Оскаленный». Ну и пришлось нам с ними разбираться.

Свенельд опять коснулся ссадины на скуле, поморщился.

Ольга отпустила его. С тем же наказом – оберегать ведьму от длиннорясых. А заодно подумать, как сделать так, чтобы ведьма тайно исчезла. Не станет ее, ну и с Ольги взятки гладки. И если раньше Ольга рассчитывала, что ведьма в чужом краю будет ей охранительницей и защитой, то теперь стала… обузой для нее. И уже княгиня должна была оберегать свою чародейку.

Глава 10

Еще когда Свенельд только подошел к берегу залива, он понял, что там что-то изменилось: челны, в каких за ведьмой прибыли люди патриарха, теперь не кружили вокруг, зато у борта «Оскаленного» покачивалась на волнах длинная лодка с богато облаченными стражниками. Причем те не спешили подняться на «Оскаленный», просто сидели и смотрели на русский корабль. Но Свенельд все равно заволновался, вскочил в ожидавший его челнок с гребцами, велел налечь на весла. Правда, еще по пути гребцы сообщили, что это к Малфриде прибыл некий важный византийский чин, который и повелел длиннорясым убраться, не мешать ему. Сам же сейчас в палатке с ведьмой укрылся.

Однако Свенельд успокоился только после того, как сама ведьма вышла из-под полога. Ее, чтобы не гневить греков-христиан, одели, как местную матрону, в зеленую длинную тунику и такого же цвета пенулу[115], мягкий капюшон которой сейчас был надвинут на лоб, почти не давая рассмотреть лица. Так же закутан в плащ был и появившийся подле нее человек. Это было смешно, ибо даже на расстоянии Свенельд узнал в нем великого ромейского полководца Никифора Фоку. Подумал было, что к нему, анепсию Ольги, явился Никифор, но тот при виде варяга даже как будто пригнулся и торопливо спустился в ожидавшую его лодку, сразу приказав отчаливать.

– Чего это он? – подивился Свенельд.

– Видать, нарочитый армянин[116] не желает, чтобы его видели в обществе дьяволицы, как они меня тут называют, – хохотнула Малфрида.

Свенельд был рад, что она уже не киснет, как ранее, даже довольной выглядит. И они вместе посмеялись над наивными попытками Никифора оставаться скрытным, когда набережная Золотого Рога полна зевак и все они видят, что их величайший полководец и защита империи посещал ведьму на русском корабле.

– Чего же хотел сиятельный Никифор? – спросил Свенельд. – И гнева патриарха не убоялся.

– Ему нечего опасаться церковников, – произнесла Малфрида, усаживаясь на настил корабля и упираясь подбородком на сложенные на досках борта руки. – Ему вообще ничего ныне не стоит опасаться, ибо его великое будущее только грядет. О том я ему и поведала.

Свенельд негромко присвистнул. Оказывается, непобедимый воитель приезжал, чтобы ему поворожили!

– Ну и что ты такое ему предрекла, голуба моя? – полюбопытствовал Свенельд.

Он смотрел на Малфриду с улыбкой. Видел, что она постепенно отходит от причиненного ей в церкви вреда, вон уже сошла бледность со щек, глаза вновь сверкают. Может, она и впрямь оклемается, может, сила еще вернется к ней? Вот тогда она однажды и исчезнет… И пускай люди патриарха ловят ее, если смогут.

– Ты знаешь, я не люблю ворожить, – щурясь на солнечные блики на воде, отвечала Малфрида. – Будущее так зыбко, так неточно, так непонятно… даже мне. Оно не любит открываться, и разгадать грядущее весьма сложно. К тому же будущее может меняться.

– Эээ, голуба, ты зубы-то мне не заговаривай. Этот Никифор не последний человек в империи, и если есть нечто, что мне, как воеводе и послу, полагается знать, то не таи!