И никогда, никогда ключевые для сим-мира роли не отдавали игрокам — насколько бы долго те ни играли и какие бы заслуги ни накопили. Это просто не зашивалось в сим-ткань. Случай «Бактрии» и полугодичная головная боль «щитов», пытавшихся вывести из суб-игровой «наведёнки» пару тысяч игроков, превращённых в рабов местного Тамерлана, в «шкурку» которого перебросился корейский подросток, сформировал предельно жёсткие стандарты сим-роста. Игрок может претендовать на средний уровень. Никаких монархов. Никаких революций. Никаких заговоров ради свержения власти. Чистые приключения тела — или духа, если так уж совпало. И отработка, тщательная отработка психопластики — как дополнительный бонус для игрока и, похоже, главный — для всех остальных заинтересованных лиц.
Психопластика — благословенье и проклятие сим- миров. Единственной среды, где возможно ненасильственное (а значит, куда более действенное, чем при работе психопластов) создание полисабов, пространственно-разделённых многосубъектных личностей. А отсюда — полшага до новых утопических проектов: горизонтально-однородное общество, «третья природа» и «пятая волна». Всё что угодно — для всех, кому угодно.
Именно ради отработки стратегии и тактики создания «многочленов» сим-миры продолжают прорастать и меняться.
И никто не спрашивает, куда это изменение может привести.
Из-за серого обомшелого вяза шагах в тридцати впереди высунулось тупое рыльце в зеленоватой шерсти: дёрнулось вверх-вниз. Рванулась вверх по стволу размытая тень, отчётливо хлестнул по коре хвост. Но уж на маников внимания можно было не обращать. Служебные клир-контроллеры, навредить активной «шкурке» они не могли, а форму принимали, исходя из сим-метафизики. Кажется, игроки их толком и не видели — если, конечно, не обладали подарками от старика Трояна.
— Вот никак не могу взять в толк, милсдари, хто вы да откуда. С эльфом — а значит, не Редания и не Каэдвен, там-то нынче и эльфам, и приятелям их не рады. По- нашему говорите чисто, а стало быть — не нильфы. Темерийцев, опять же, в говно макнули. А для ривийцев — больно рожи у вас честные и не вороватые. Цинтрийцы разве что, изгнанники? Ладно, ваше право, не желаете говорить — не говорите.
Верного ответа на такие вот закидоны Стрый не знал, однако решил слушаться не интуиции даже, а чувства восьмого, если не девятого.
— Да мы от тех, у кого сердце за Содден болит, скрываться не станем. Другое дело, для такого разговора предпочтительней четыре глаза и стены вокруг.
— Н-да? — барон глядел с прищуром. — И чего ж вы, милсдари, так боитесь?
— Подменыша, — только и сказал Стрый.
Но — хватило. Кроах ас-Сотер сгреб бороду в горсть, дёрнул пару раз, словно испытывая её на прочность.
— Вот, значится, как, — сказал. — Значится, вот так вот оно... Стало быть, сучонок всё же зашевелился... Ну ладно, чему быть — тому не миновать.
Какое-то время он ехал молча — на свой, конечно, манер: сморкался, кашлял, шумно чесался под кольчугой. Покряхтывал и бормотал что-то совершенно невнятное.
Потом всё же не выдержал, повернулся к Стрыю.
— Я-то когда ещё говорил, что добром это не кончится! Ещё Радовид сопляком оставался, года через три, что ли, после Великого Мира, едва Черная Смерть по первому разу откатилась. Ещё тогда я им: на ножи, говорю, надо щенка, не может добрый человек такое вытворять, что пацан этот в Редании чудит. Мы здесь в войну всякого навидались, потому и готовы были Фольтеста просить двинуться на Реданию да купно с тамошними дворянами щенку голову скрутить. Теперь-то, небось, козлина старый, жалеет, что не внял голосу разума. Эх...
Ангус эп Эрдилл вдруг закашлялся и попытался ухватиться связанными руками за голову. Не получилось: запястья накоротко были привязаны к луке седла, потому эльфу, чтобы отереть лицо, пришлось наклоняться вниз и вперёд. Он покачнулся и застонал снова.
Кроах ас-Сотер эльфа освобождать не торопился, оставаясь глух к любым аргументам их, троих. Слон сгоряча даже порывался навалять господину барону, но, к счастью, дальше слов — и внутрь группы — дело не пошло. На объяснения же барон реагировал исключительно по- баронски. «Откуда-откуда, говорите, он заявился? Тир-на-Фо? Это что ж за хрень такая? Зерриканская пустыня? Да иди ты!» — и реготал, откидываясь в седле всем телом.
А ещё никак не удавалось установить контакт с самим Ангусом — как тогда, перед прибытием Кроаха ас-Сотера. Они продолжали его чувствовать: эмоциональный фон, телесные неудобства, немеющие ноги и впивающуюся в запястье верёвку. Но слова и образы, направленные к нему, падали словно в бездну. Для группы, едва вот только обретшей целостность, это было как ослепнуть на один глаз.
— Я всё хотел спросить, милсдарь барон, отчего вы Радовида кличете Подменышем? — Арцышев оставался сосредоточен, пытаясь найти хоть какую-то слабину в бароне.
И, кажется, преуспел: Кроах ас-Сотер аж вскинулся, осмотрелся воинственно, выставил вперёд пузо: