Ведьмачьи легенды

Ведьмак даже со вниманием прослушал её коронную балладу «Мой белый конь в малиновом пальто», после чего снова отключился от культуры.

Вторично ведьмак оживился, когда на помост поднялось нифльгаардское трио «Жаба из нержавеющей стали» в чёрных шапочках-масках и чёрных же перчатках. По полу поползли клубы вонючего сизого дыма — надо же чем-то привлечь зрителей! Тем более что репертуар у северян был заезженный — вот разве что пели они a capella такими жуткими басами и с таким угрожающим видом, словно собрались всех на свете поубивать…

— Так это ж натуральные упыри! Все трое! — ахнул он. — Лютик, разве такое у вас допускается?

— Не шуми, — сказал поэт. — Не отвлекайся. Береги силы для главного дела. Вот возьми лучше платок да утри бедной девушке слёзы…

Наконец настал черёд и самого Лютика. Он хорошенько растолкал ведьмака и наказал ему:

— Аплодируй как следует! На тебя вся надежда! Я — primus inter pares!

Геральт всегда был верным другом. Он даже немножечко поколдовал, чтобы вызвать в зале овацию, вывернув пальцы знаком Вау.

Магии тут понадобилась самая чуточка, потому что Лютик был в ударе, а эльфийская лютня — это вам не однострунный колдыр горных гномов!

…Но всё же, так сказать,
Поэту приказать
Не может ни один, ни один король! —

закончил он свою вольнодумную «Балладу об условно-досрочной свободе». И овация случилась.

Геральту даже показалось, что у поэта есть реальные шансы на победу в этом странном турнире трубадуров и он взаправду примус.

Но Помпей Смык самим своим появлением развеял всяческие иллюзии. Публика взорвалась восторженным рёвом, едва появился на помосте пришелец из неведомого Моветона.

Новый Орфей действительно был одноглазым. А ещё он совершенно не походил на романтического певца любви — бритая башка, бурая щетина на щеках, тяжёлый подбородок вышибалы… Кожаный камзол в обтяжку, высоченные сапоги с отворотами…

Все предыдущие трубадуры пели стоя, а для Одноглазого принесли табуретку, и не только её.

Помпей Смык тяжело опустился на сиденье. У ног его служители поставили большой барабан и тарелки. Барабанная колотушка приводилась в движение особой педалью, другая педаль предназначалась для тарелок.

На коленях Смыка лежали небольшие гусельки. К гуселькам крепилась сложная конструкция, а на ней, на уровне рта певца, были расположены труба, рожок, флейта Пана и пастушья дудочка.

Словом, все виды инструментов — струнные, духовые и ударные.

— Ну-ну, — сказал Лютик. — Поглядим, как он с этим оркестром управится…

— Песенка, — объявил Помпей Смык сиплым пропитым тенорком. — Песенка про дальнюю дорогу.

Прошёлся по струнам, ударил в барабан, звякнул тарелками и затянул:

Люди, нечего дома просиживать штаны —
Нужно на мир поглядеть!
Собирайтесь, мужики, бабы да ребятишки —
И за мною в дальнюю дорогу!

Зал застыл в недоумении, а истинный поэт Лютик выкрикнул:

— Нескладушки-неладушки, моргенштерном по макушке!

Некоторые даже захихикали. Эсси Давен презрительно хмыкнула: тоже остряк нашёлся!

Певец не удостоил дерзкого взглядом, изобразил восходящую гамму на флейте и немножко подудел в трубу. Вышло очень противно.

Ещё вчера Геральт при полном отсутствии слуха понял, что этот человек ни петь, ни играть на чём-либо не умеет. А уж со слухом у него ещё хуже, чем у самого ведьмака.

Наконец Одноглазый Орфей добрался до пастушьей дудочки…

И произошло чудо.

Печальный напев коснулся каждого уха, заставил трепетать барабанные перепонки…

И сразу всем стало ясно, что оставаться в этом дурацком зале нет никакого смысла, что погода на улице чудесная, а родной дом, контора или мастерская — это та же тюрьма, и семья — тяжкие цепи, и в ногах играет молодая, весёлая и неуёмная сила, и надо, надо, надо идти вслед за этим удивительным посланцем иных, лучших миров туда, в неведомые и прекрасные дали, и…

— Да, да! — твердил Лютик. Глаза у него сделались стеклянными. — Как же я раньше не замечал этого? Нет, не бродягой я был, а унылым домоседом по сравнению с этим величайшим певцом всех времён и народов! В путь, Геральт! В путь, Эсси! Перед нами бесконечность!

Поэт много чего не замечал. Например, того, что тяжёлый медальон с волчьей головой на груди ведьмака поднялся и натянул цепь параллельно земле, а потом и вовсе устремился ввысь!

Это означало, что магия зашкаливает.

Даже Геральт приподнялся с лавки, чтобы вместе со всеми устремиться к выходу. И опомнился только на площади, кишащей народом.

Одноглазый Орфей бросил весь свой инструментарий и с одной только дудочкой возглавил шествие.

Изо всех домов вольного города Первограда выбегали люди — счетоводы, конторщики, ремесленники, женщины с выводками детей. Стражники бросали свои посты, выстраивались в колонны по трое и, печатая строевой шаг по булыжной мостовой, присоединялись к процессии.

Замыкали шествие бездомные собаки и домашние гуси.