Он захлопал в ладоши, вскочил с ногами на роскошный стул с широченными подлокотниками и резной спинкой. Вопросительно взглянул на мальчишек.
— Речь! Речь!!! — потребовали те.
Петер сделал вид, что смущён.
— Да ладно, какая речь! Мы ж тут все — братство, самое верное боевое братство на свете. Самые надёжные друзья! В скольких передрягах побывали, скольких врагов изрубили в капусту! И вот сегодня у нас наиважнейший день. Мы нашли нашу маму! Мы — молодцы! Правда, мама, мы молодцы?
— Конечно, — сказала Мойра. — Но будете ещё большими молодцами, если вымоете руки и сядете обедать. Давно пора, всё стынет.
— Слышали?! Кому сказано?! — Петер притопнул ногой, хотя это было лишнее: все и так побежали к выходу из пещеры, мыть руки в водопаде.
— Тебе нравится здесь? — спросил Петер Мойру, когда все ушли. Теперь он уже не бахвалился, а... как будто даже боялся её ответа.
— Здесь мило.
— Они не обижали тебя? Слушались?
— Они очень хорошие, Петер.
— Лучшие в мире, — серьёзно кивнул он.
И вдруг — на один неуловимый миг — лицо его словно поплыло. Верхняя губа задралась, обнажив сверкающие белоснежные клыки. Расширились зрачки.
— Только слишком быстро.... слишк...
Он замолчал и изумлённо уставился на неё. Лицо снова стало обычным. Просто мальчишка с бледной кожей. Очень привлекательный мальчишка.
— Кто ты?
— Я?
— Нет-нет, погоди, я сам угадаю. Ты... мама, да?.. Но... ты же была другой? Я пом...
Он задрожал всем телом, сглотнул. Закрыл глаза и побледнел сильнее прежнего.
— Петер? С тобой всё...
Он взглянул на неё — и Мойра отшатнулась.
— Пора подрасти, — сказал он глухо. — Давно пора подрасти. Сейчас же, да, немедленно!
Петер бросился к свёртку, который принёс, — но в это время в пещеру вернулись мальчишки.
— Ну вот!
— Всё!
— Мы вымыли руки! И даже умылись, смотри, Петер, смотри!
— Мы можем садиться, Петер?
— Обед, пора обедать!
Он смотрел на них пустым взглядом, затем кивнул и поплёлся обратно.
— Речь... — начал было низушек, но на него шикнули.
— Ешьте, — велел Петер. — Ешьте поскорей! Сегодня ним понадобится много сил! Сегодня, — сказал он тихо, — нас ждёт самое невероятное приключение. Самое захватывающее.
Они ели молча, торопливо, хватали куски руками, чавкали. Мойра решила, что не станет требовать от них, что бы они соблюдали правила приличия. Не сегодня, по крайней море. Не сейчас.
Прошло минут пять или семь, и Петер вроде бы немного оживился. Он начал шутить, поддразнивать мальчишек, вспоминал переделки, в которых им довелось побывать (и о которых, судя по выражению лиц, мальчишки знать не знали). Впрочем, все поддакивали и придумывали на ходу подробности.
— ...И тогда тритоны с Межи проводили нас до острова и не дали зитрионам напасть на нас. Хотя, конечно, зитрионы нам ничего бы не сделали, кишка у них тонка! В конце концов, кто самый отважный человек на свете?
— Ты! Конечно, ты!
— Кого не испугать никаким врагам?
— Тебя, кого ж ещё!
— А самое доброе сердце у кого?!
— У тебя, Петер! У тебя!
— И что мы сделали дальше?
— Ты решил, что мы... э-э-э... что нам лучше бы вернуться и показать им, что к чему.
— И мы так и сделали, верно? Х-ха! Это был знатный бой. Не такой уж кровавый, бывали и похлещё, но всё- таки славный. — Он откинулся на спинку кресла и хмыкнул.
— Да, мы победили! А потом возвратились домой, и ты, мама, накормила нас самым вкусным ужином на свете, и зажгла свечи у наших кроватей, и читала нам сказку о стране, в которой...
Он осёкся.
— Петер?
— Всё не так. — Он встал и обвёл их бегающим взглядом. — Всё совсем не так. Я... я помню... конечно, помню... и ту сказку, и тот бисквит, который мы ели в Новиграде. Наша последняя ночь перед отплытием. Никто тогда не догадывался... Я помню, конечно, помню!.. Я помню!
Он яростно ударил кулаком по столу, потом ещё раз. Мойра обратила внимание, что на коже не осталось даже ссадин.
— Ну что вы молчите? Что вы все молчите?! И лица ваши... — Петер помахал ладонью перед глазами: — Они же мелькают, всё время мелькают.
Он вскочил, отшвырнул кресло и закричал:
— Всё, довольно! Хватит! Приключение! Пора немедленно отправляться навстречу приключениям! Но сперва... — Черты его лица снова на миг переменились: зрачки увеличились, дрогнула губа, и кожа как будто пошла складками. — Сперва мне нужно немного подрасти.
Марк побледнел, и Мойра поняла: сейчас случится что то страшное.
— Погоди, Петер, — сказала она.
Петер замер и пару раз моргнул.
— Ты же не оставишь меня здесь одну?
— Не-е-ет, — помотал он головой. — Даже не проси! С нами ты не пойдёшь, это слишком опасно! Это уж... тут даже не спорь.
— Тогда, — спокойно сказала она, — оставь со мной кого-нибудь. Лучше всего — Марка... э-э-э... Хомяка. Раз он сегодня провинился, пусть исправляется. Пусть меня охраняет. А вы будете веселиться без него.
Глаза у Петера забегали туда-сюда, взгляд метался, кик загнанный заяц.
— Я... я не могу.
— Отчего же? Ты ведь главный, тебе решать. Заодно Хомяк поможет мне убрать здесь и приготовить ужин к вашему возвращению.
— И постели, — дрожащим голосом подсказал Мирк. — 3-з-застелить постели.
Петер машинально кивнул.