Ведьмак из СПб

— Ишь ты как забалакал, — пережевывая хрустящее яство, уголками губ усмехнулся Лясун Лешукович и нравоучительным тоном заявил: — Мне, молодой человек, известно все, что творится на моих владениях.

— И это значит?.. — поторопил лешего вставший за его спиной Макс.

— Что уважением к старости здесь и не пахнет.

— Господин Боровой! — Поздняков от неожиданной реплики Волкова сердито выпучил глаза. — Простите этого имбецила, он не понимает, с кем разговаривает и как нужно себя вести. С периферии к нам пожаловал, вот и результат… Обещаю, что обязательно займусь его перевоспитанием. Сегодня же!

— Ничего, Коленька, ничего. Я уже привык, что слова «честь» и «культура» — это не про нынешнее поколение. Вот раньше-то было, раньше! Во времена Пушкина и Достоевского, Блока и Рубинштейна, Малевича и Растрелли! Помнится, дамы не выходили на прогулку в сад без праздничного наряда, везде слышались французские напевы, а галантности и манерам той молодежи могут позавидовать все современные так называемые «джентльмены».

— Господин Боровой, я целиком и полностью разделяю вашу точку зрения по поводу теперешних нравов, но что по нашему делу о нападении? — осторожно напомнил Поздняков.

— Нападение — было… — словно издеваясь, проскрипел Лясун Лешукович, и вдруг протянул Николаю кулек: — Чипсов из мухоморов, случайно, не желаете?

Поздняков покачал головой:

— Вынужден отказаться — диета не позволяет.

Понимающе кивнув, леший отправил в рот последний «снек» и по-отечески похлопал ведьмака по спине:

— Хороший ты парень, Коленька, хотя от чипсов зря отказался — они дивно прочищают верхние чакры. А насчет нападения… Скажу сразу — никакой это не вампир, иначе бы духу его в моем Летнем саду не было! Ты же помнишь, как сильно я недолюбливаю упырей?

— Безусловно! Но кто же тогда посмел вот так нагло, среди ночи…

— Да Ефимка это. — Леший на полуслове оборвал едва начавшиеся размышления Позднякова. — Внучонок Ракиты. Балуется, озорник. Родители его к деду спихнули на все лето, а тому же скучно! Вот и пугает ночных прохожих. Особенно подвыпивших! Чтоб, значит, впредь неповадно было в неподобающем виде по саду разгуливать.

— Ракита, Ракита, Ракита… — почесывая подбородок, погрузился в воспоминания Николай, но почти сразу же просветлел лицом и вскочил: — А-а, Ракита! Все, все, понял, кто это! — Он нетерпеливым жестом подозвал к себе Волкова и протянул лешему ладонь: — Спасибо за информацию, господин Боровой, пошли мы тогда этого Ефимку искать.

— Вот и вся благодарность старику, — хмуро усмехнулся Лясун Лешукович, но тут же сменил гнев на милость: — Ладно, топайте давайте. К слову, даже подскажу, куда — к баснописцу.

Поздняков благодарно прикрыл веки.

— Только, Коленька, обещай — вреда Ефимке не причинишь!

— Разумеется, господин Боровой. Разумеется!

Попрощавшись с лешим, Николай чуть ли не вприпрыжку направился в сторону Главной аллеи. Волков поспешил следом.

— Куда мы так торопимся, Николай?

— К баснописцу, тебе же сказали, — зло прошипел тот — все добродушие и даже заискивание в голосе Позднякова, бывшее при общении с Боровым, ушло в небытие. — Ты как с Лешуковичем разговаривал, дубина провинциальная? — бросил он злобный взгляд на Макса.

— Что?.. Как?.. Я?.. — на секунду растерялся Волков, но тотчас же собрался. Голос его приобрел стальные нотки: — Николай, следи за языком. Ты не старше меня ни по возрасту, ни по званию, чтобы так общаться — оставь этот тон Зарецкому. Я с самого начала спросил: кто осведомитель? И если бы ты нормально объяснил, что это уважаемый тобой леший, а не нечисть, место которой — в глухом лесу, я бы и общался как подобает.

— То есть, — побагровел Поздняков, — я еще и виноват?

— Получается, так.

Николай засопел, в глубине души понимая, что он действительно оплошал — нужно было изначально поведать новичку об особенностях «коммуникации» с лешим, а не нагонять загадочности своим «увидишь».

— Ладно, проехали, — наконец выдавил он и остановился: — Пришли.

Макс огляделся. Они находились на небольшой площадке, окольцованной решетчатым забором. В центре площадки высился массивный памятник: сидящий на камне мужчина, задумчиво замерший над книгой. Под скульптурой, на постаменте, в окружении целой своры басенных животных, значилось: «Крылову. 1855».

Судя по всему, место это пользовалось популярностью — туристов на площадке было немало. Сменяя друг друга, они входили в закуток, смотрели на памятник, фотографировались на его фоне… и шли дальше по своим туристическим делам.

— А вон и Ракита. — Подбородок Николая дернулся в сторону скамеек.

На одной из них, читая журнал, сидел дедушка лет семидесяти. Низенький. Щупленький. Курносый. На вид — безобидный, похожий на персонажа то ли детской сказки, то ли советского мультфильма. Конкретнее Макс вспомнить не мог.