Ведьменыш

– А церковь? – спросила пьяная растроганная сноха, утирая слезы. – Попы эти самые? Что они?

– Что церковь? Церкви парткома не хватает как нашатыря, – завелась Тамара Васильевна. – Вот они там все наелись, толстые ходят и колобродят. Голодных им не понять.

– Ой! Слышишь? – насторожилась Зина.

Из соседней комнаты раздался странный звук, похожий на тот, каким в мультиках свистят ядовитые змеи. Потом дребезжащий фальцет продолжил: «Фуфахим, фуфахим, фуфахим!»

Зина насторожилась: чего это?

– Пойду, пойду, а то зовет, – по-деловому сказала Тамара Васильевна. – Испугался кувыркунчик, видит: мамки нет! Вот и «агу».

Зина с интересом и ужасом наблюдала за тем, как свекровь метнулась к новому сынку.

– Вишь, какой шустрик! – крикнула Тамара Васильевна из соседней комнаты. – Маленький, а творожный сырок за обе щеки уплетает и карамельку тоже слопал. А вот пюре из яблок не очень ему. Хотя, знаешь, жмурится, но ест! На, на, супчик. Ой, какой язычок-то у нас длинный, красненький, лопаточкой выгибается. А как мы ножками-то сучим! Ути-ути, укроп помидорыч, сопаткой шмыгаем! Знаешь, Зина, я его Валентином назову. В честь тети Вали Лидовской. Год укажем этот. Главное, чтобы в РЭУ ничего не заметили.

– Лучше, Лехой, Лехой его назови, – посоветовала печальная Зина.

– А почему Лехой-то? – крикнула Тамара Васильевна.

– В честь Гагарина, – разъяснила сноха.

– А разве Гагарин Леха? – усомнилась бабка.

– Ну, он же Юрий Алексеевич. Отец-то точно Лехой был. Вот и назови этого в честь Гагарина, – настаивала опьяневшая и обалдевшая Зина.

Вытирая руки полотенцем, Тамара Васильевна вернулась в комнату и, присев и воткнув роговой гребень в макушку, задумчиво принялась пророчить.

– Вот не знаю, правда или нет, но люди такое бают – где-то тут недалеко, то ли под Карабашем, то ли под Верхним Уфалеем, за рекой Течей, еще при Сталине советская власть вырыла глубокий колодец. Зэки рыли, тюремщики. Быдлячили, как папа Карло. День и ночь их там вертухаи дрючили. И так, и эдак прессовали. Много народу тогда померло. А кого и побили… Царствие им небесное. Какую-то там такую холеру выпаривали, чтоб людей травить. И когда уж там совсем от этих тухлых наук кирдык наступил, в колодце том поставили три дна – первое медное, второе серебряное, а третье – золотое. И вот, говорят-то так, что когда золотое дно-то треснет – наступит конец света. Соседка Нинка Глазырина божится, что вроде на днях туда то ли инженер, то ли врачишка из Москвы приезжал. Толстый боров, сивый такой, жопастый. Звать-то его будто бы как-то чудно, как таблетки: то ли Мельхиседек, то ли Метатрон, то ли Мохолакис. С собой он какую-то Библию привозил. И ходил с ней, ходил, вынюхивал, а уехал недовольный. И все бубнил: беда-беда. Нинка-то врать не будет – в сберкассе работает! Знаю я, знаю, Зина, что ангелы о нас обо всех горько плачут. А землю нашу русскую давно уже белым саваном закрыли, потому как мы жертвы смиренные и живем в аду, в пламени живем. И царь нам – сатана. Вчерась в собес ходила – так там одни бесы сидят. Хоть крестом их заклинай, хоть святой водой – им до лампочки. Потому что они нашей кровью причастились и стали для Боженьки невидимыми. За что ж их любить – чертей? А знаешь, Зинка, что пророк Иезекииль в Библии-то говорит? Нет? А вот послушай – Господь пошлет на землю вашу лютых зверей, чтобы они осиротили ее и она по причине зверей сделалась пустою и непроходимою! Вот что!

– А что за звери-то? – перепугалась Зина.

– А никто того знать не будет! – с торжеством прошептала Тамара Васильевна. – Потому как многие-то сатане поклоняются, а он обладает сильной магией. И все те люди, что телевизор день и ночь смотрят, под той магией ходят. А когда придет Антихрист – ни один не выдержит, кто телевизор-то смотрел. Если, скажем, ты баба и смотрела его, когда брюхатая ходила, какой же у тебя ребенок будет? Облученный! Куда ж он пойдет-то? Не знаешь? Антихристу, конечно, и пойдет. И вот она, скажем, баба та, к примеру, из собеса, посмотрела передачку, одну-другую-третью. Вроде б ничего, и тут же на работу побежала. А дальше уже лихоманка начинается, вредительство, пакости. Издевательство над старухами и всеми. А я даже подумала тогда в собесе – а не взять ли чернильницу или пресс-папье, да и запулить им в черепушку ту проклятую, что в окошке торчит? Неужто боль почувствует? Нет, увернется дьяволово отродье! Да если б мне сказал кто: «Тамара Васильевна, голуба, истреби ты их всех, тараканьим порошком посыпь, клопомором, дустом, освободи землю…» Я бы взялась. Мне ведь все равно помирать! Кто меня осудит за это?

Заведясь, Тамара Васильевна скоро вознеслась в такие выси, что сноха едва ли понимала, о чем вообще идет этот мудреный разговор.