Ведьмин коготь

Он осекся, не в силах сказать Жене о том, каким стал Михаил Назаров, ее бывший муж, и только пробурчал, что ее телефон у него, но дома.

Женя онемела, что Трапезникова вполне устраивало.

– Понимаю, что у вас куча вопросов, но давайте о деталях потом, ладно? – попросил он. – Пока в двух словах: я пытался вас спасти, увез из сквера, но потом Верьгиз настиг меня и снова вас утащил. Телефон ваш остался валяться в траве, благодаря чему я смог связаться с Аликом Фрунзевичем, который рассказал мне о некоторых более чем криминальных делишках Верьгиза и снабдил пистолетом, а также, как это ни странно, осиновым колом. Где он его только раздобыл?! Я, признаюсь, зауважал профессию антиквара… Автомобиль тоже его, хоть и не антикварный. Кстати, вы знаете, что в миру, так сказать, Верьгиза зовут Павел Абрамец?

Женя отвернулась, но Трапезников успел заметить, что на ее глаза навернулись слезы:

– Да, знаю. Но не спрашивайте, откуда, как и почему. Вы правы – сначала надо убраться отсюда. Только где-то здесь должен быть один человек… Мне кажется, он в страшной беде. Я должна узнать, что с ним, помочь ему. Это мой бывший муж.

Трапезников был глубоко убежден, что помочь Михаилу Назарову уже невозможно, однако опять не решился сказать об этом, только буркнул:

– Я тоже должен помочь одному человеку, который должен быть где-то здесь. Вернее, должна, потому что это женщина. Моя… жена.

– Бывшая, – как-то странно произнесла Женя, почему-то без вопросительного знака, который здесь подразумевался сам собой.

– Не знаю, – честно признался Трапезников. – Пока не понял. Мне пока не вполне ясно…

Женя кивнула, словно ей-то все было ясно вполне, и сказала:

– Давайте быстро обойдем дом. Вдруг их держат где-то внутри связанных. А если нет, я даже не знаю, что делать. Надо было нам у Раисы спросить.

– Раиса ничего бы не сказала, неужели вы не понимаете? Заморочила бы нам голову, вот и все. А грозить Верьгизу постоянно осиновым колом как-то по́шло, честное слово, и в конце концов Раиса поняла бы, что я не способен убить безоружного, – признался Трапезников.

Женя покосилась на него – Трапезников не понял, одобрительно или осуждающе, но ничего не сказала, только вздохнула – Трапезников не понял, облегченно или с сожалением. Впрочем, он уже давно отчаялся что-либо понять в оттенках происходящего: мог воспринимать только голые, так сказать, факты. Женя, к примеру, под этим уродским балахоном совсем голая…

– Вообще все было бы проще, если бы я мог прикончить его на берегу. Его, потом Раису… И все было бы шито-крыто, – пробормотал Трапезников, прогоняя ненужные мысли.

– А вам приходилось убивать? – не без опаски спросила Женя.

– Моя боевая юность прошла в Чечне, – с натужной лихостью сообщил Трапезников. – Инженерные войска 58-й армии Северо-Кавказского военного округа. Недолго воевал, но бурно. Нашу часть однажды взяли в кольцо… отбились. После ранения комиссован подчистую, но память о некоторых навыках не отшибло.

Тем временем они поднялись на крыльцо Верьгизова теремка.

– Давайте только быстро, – попросил Трапезников.

Женя кивнула и полетела вперед, распахивая дверь за дверью. «Видимо, Верьгиз беды не чуял, вот все незапертым и оставил, – самодовольно подумал Трапезников. – А я тут как тут!»

Спустя минуту-другую торопливой пробежки по комнатам первого этажа он обратил внимание на некую странность происходящего. Ни у одной двери не было ручки. Женя нажимала на дверь ладонью. И та открывалась. Можно было подумать, что она открывается от толчка, однако на самом деле она открывалась не от Жени, а к ней, словно прилипнув к ее ладони!

«Свят, свят, свят!» – подумал Трапезников – и дальше думать себе запретил. Вообще. От греха, так сказать, подальше.

Ничего достойного внимания на первом этаже они не нашли, хотя заглядывали во все незапертые (впрочем, Трапезников в этом уже не был уверен!) шкафы и выдвигали ящики всех столов и комодов. На счастье, мебели оказалось очень мало. Прошло не более пяти минут торопливого обыска, и они взбежали на второй этаж. И здесь сразу наткнулись на небольшой встроенный шкаф. Створки со скрипом разъехались, почему-то понесло сквозняком, и в проеме они увидели несколько черных полиэтиленовых пакетов – вроде тех, в которых выносят мусор, только больших.

– Это чьи-то вещи, – прошептала Женя, но тотчас вскрикнула: – Это мои вещи!

Она ловко развязала один пакет, вытряхнула на пол сумку, жакет, босоножки, блузку, лифчик, трусики и мятые брючки, сорвала с себя балахон и, не обращая внимания на Трапезникова, который и не подумал отвернуться (его ведь не просили, правда?), быстро оделась (с точки зрения Трапезникова, не просто быстро, а слишком быстро, мгновенно, можно сказать!).

Обшарила карманы, ахнула, просияла, показав Трапезникову краешек какого-то пакета, обернутого коричневой бумагой, а потом надела на себя простенький медный крестик и серебряный образок, найденные в одном из них:

– Это мои! Их у меня отобрали, пока я была без сознания. Какое счастье, что они нашлись! Хотя вот, погодите. – Сняла образок, подала Трапезникову: – Наденьте.