Без сумок, сунув руки в карманы куртки, подошел Альберт – следуя своему обещанию рассказать всё. Измотанный, обросший и заросший, как горный душман. Перед устным выступлением он всегда несколько дней собирался с мыслями и подбирал нужные слова. Говорить – это не чужие мозги препарировать, это куда сложнее для того, кто привык только молча думать.
Зная об этом, я не волновалась из-за его отсутствия. Никуда не денется. И, кстати, не злилась. Внутри сидело, расцветая с каждой минутой, только одно счастливое понимание – мы живы. Мы уцелели. И едем домой. Может, потом, когда «весна» пройдет, появится другое. Но пока мне было просто... хорошо. От ощущения жизни. Забыто-теплого воздуха, в котором не промерзаешь за секунду. И пушистого, выбеляющего мир обычного снега.
Негромко поздоровавшись, Альберт глянул искоса на окно поезда, в коем обозначились бдительные «лисьи» рожицы. Крестники не отступались от подозрительности и не собирались доверять меня «кому попало». «Кто попало» это прекрасно понимал и держался строго и отстраненно. Но ничего, родит Натка, сдам обоих маме... И, назло «лисам», чмокнула бывшего в небритую щеку. Я привыкла ему верить. И очень постараюсь принять его правду.
– Да не смотри ты с такой жалостью, – он поморщился. – Приеду, сдам последние отчеты и отосплюсь. Или вообще уволюсь из «полей» и уйду в преподавание... Главное, дело сделано, и оно того стоило. Сколько до отбытия?
– Примерно с полчаса, – я прислушалась к своим внутренним часам.
Он оттопырил локоть:
– Прогуляемся?
А «лисы» и так всё услышат. Я взяла его под руку, показала крестникам кулак и начала с места в карьер:
– Ну?
– Вопрос ребром, – Альбер усмехнулся и тоже начал с места в карьер: – Как ты знаешь, я привык узнавать о людях всё и сразу, чтобы быстро договориться и избежать лишних проблем с недопониманием. Но с тобой вышла загвоздка. Твоя память – бесконечный хаос, а в его центре – черная дыра.
– Какая еще... дыра? – мне стало не по себе.
– А ты не замечала, что у тебя проблемы с памятью детства?
– Ну... – я опустила глаза. – Я думала, это последствия депрессии после прижигания «угля»...
– Нет, это «рыбье» проклятье. Однако разобрался я в нем не сразу. А со стороны это выглядело так: между твоими детскими и подростковыми воспоминаниями стояла стена – когда в тебе проснулась ведьмина силы, ты смогла неосознанно от дыры отгородиться. Но детские воспоминания остались там, за стеной. И ты наверняка уже не помнишь ни имени или лица матери. Ни появления Натальи. Ничего толком. Четкость имеет лишь память после тринадцатилетия. Так?
Я подумала. Покопалась в памяти. Реально хаос... И кивнула согласно. Так.
– А хаос – это последствия проклятья. Знания не лежат на своих местах. Надо вспомнить – не можешь, а когда вспоминаешь – нужды нет. И чем больше знаний, тем они хаотичнее и тем сложнее их применять. И сначала я просто наблюдал. А дыра – мы не зря назвали ее черной – разрасталась. Поглощала последние воспоминания и подбиралась к стене.
Я вздрогнула.
– Я ставил подпорки, но толку было мало. Рассказал своему учителю, и мы пришли к одному мнению: рано или поздно дыра засосала бы и стену. И взрослые воспоминания. И однажды поутру ты бы себя не вспомнила.
– Зачем?.. – я подняла на него глаза, внутренне понимая, каким будет ответ.
– «Лисы», – негромко пояснил Альберт. – Амулеты.
– И тогда они нашли способ лишить меня «угля», – я передернула плечами.
– А мы к этому времени уже обустроили западню, – он помолчал и продолжил: – Злат, сняв слепок с черной дыры, я два года рылся в архивах и рассылал запросы, чтобы разобраться с ней, но без толку. Никто ничего не знал. В это время уже начали пропадать ведьмы, снова после долгого затишья проявились «рыбы», и чисто случайно я сравнил... Но не исключал и твою приемную мать – наложившую на тебя свою защиту, мутирующую после пробуждения ведьминой силы. И пришел к ней с расспросами.
– А Натка?
– Она всегда знала, почему за ней охотятся. Но такой гадости не предвидела. И проклятье в тебе сидело так глубоко, что и я бы не рассмотрел, если бы не привык всё узнавать сразу и не заинтересовался тобой. Если бы не дыра, мы бы, наверно, и сейчас просто наблюдали за «рыбами» и выжидали, - бывший шел, ссутулив плечи и глядя перед собой. - Но она разрасталась и грозила превратить тебя в беспомощный «овощ». И мы решили рискнуть, пока ты в состоянии соображать и защищаться. Да, даже без «угля» ты осталась опытной ведьмой, способной на многое, хотя сама думала иначе. Плюс город от артефактов наполнялся твоей силой. Плюс ты нужна была им живой – и в тайнике.
Мы дошли до последнего вагона, развернулись и медленно направились обратно. Альберт помолчал, позволяя мне обдумать и утрамбовать сведения, и повторил: