В доме тоже есть гвозди. Не те, конечно, но… гвозди в хозяйстве – вещь полезная. Вот. Пустота в голове сменяется привычной кашей отвлеченных мыслей.
- И если крест разобрали на части, то гвозди Константин перековал. Один он вковал в шлем, другой – в уздечку лошади… есть прямые на то указания[1]. Так вот, Феофан, писавший о том, упоминает лишь шлем и уздечку, которую позже тоже переделывали. Однако мой друг полагает, что гвоздей могло быть и больше. И скорее всего было больше. Тот же Кальвин, сосчитав святыни, хранящиеся в монастырях Европы, насчитал четырнадцать гвоздей. При том, что вновь же, многие не сохранились. Некоторые, несомненно, были не настоящими… полагаю, что большинство.
- Думаешь, что щит…
- Что возможно, Константин изготовил полный доспех, частью которого мог стать и щит.
Логично.
Зачем ограничивать шлемом и уздечкой? Я вообще не очень понимаю, как соотносится святыня и уздечка, но императору виднее.
- Далее этот доспех некоторое время хранился… судьба его не отслеживается. Возможно, что-то было передано наследнику. Или наследникам. Подарено важным людям. Скрылось в глубинах монастыря, тем паче, что в Константинополе хватало иных святынь. Да что там, почти все известные святыни христианского мира были там собраны.
Что уж какой-то щит, в котором то ли есть, то ли нет частицы бога.
- То есть, это все-таки щит в буквальном смысле слова?
- Или щит. Или наручи. Или шлем. Но лично я думаю, что все-таки здесь стоит читать буквально.
Я прислушалась к себе.
Ничего.
Ни озарения. Ни осознание. Только лишь вернувшийся голод. Интересно, если я располнею, это можно будет считать побочным эффектом принятия божественной крови?
- Завтра, - я потянулась и забрала еще один бутерброд с вареньем. – Завтра ты отвезешь меня и, если повезет, я получу ответы.
- А если нет?
Я взвесила бутерброд.
Мягчайшая булочка. Желтоватое масло. И варенье. В жизни не ела настолько вкусного малинового варенья!
- А если нет… тогда будем думать дальше.
А домой Лют так и не ушел.
Утром меня разбудил телефон. Номер незнакомый, но я дотянулась до трубки и ответила.
- Доброго утра, - солнце пробивалось сквозь шторы, намекая, что пора бы в комнате прибраться, а то пыли неприлично много. Вон, и под кроватью, и в воздухе, и на подоконнике легла тончайшей вуалью.
- Яна… - этот мурлычущий голос заставил меня подобраться. – Не уверена, что тебя это обр-р-радует…
Я увидела кошку, растянувшуюся на солнце, жмурящуюся от света и прижимающую к уху мобильник.
- …но мой сын изъявил желание нанести визит…
Это который мой дедушка?
- Не обрадует, - согласилась я, подавив зевок. – Спасибо за предупреждение.
- Ут-р-ром он уехал… так что вр-р-ремя спрятаться у тебя есть.
Есть.
Только прятаться я не буду.
- Кто там? – лохматый Лют заглянул в комнату.
- Судя по всему, прабабушка…
Сказала и фыркнула.
Прабабушке полагается быть солидной степенной дамой с очками, буклями и тросточкой, а не это вот… и уж точно, приличные прабабушки в кошек не превращаются. И не выглядят лучше правнучек.
- Предупредила, что её сын, мой дед, загорелся мыслью познакомиться.
Я потянулась.
Слабость исчезла. Напротив, сейчас меня переполняли силы. И желание совершить подвиг. Вот прямо здесь и сейчас, можно не вставая с кровати.
- Сказала, что скоро должен подъехать и есть время спрятаться.
- А надо? – в руке Лют держал лопатку. – Блинчики будешь? У меня, конечно, не такие, как у Анри, но тоже ничего.
- Блинчики – буду.
- С чем? – он улыбнулся. – Есть мед, варенье, сметана, икра красная…
Я прислушалась к себе.
- Со всем буду. Только помоюсь.
- Помочь?
Я прикусила язык, который едва не ляпнул, что не откажусь, если вдруг Лют решит спину потереть… вот же пошлость.
- Спасибо. Мне… много лучше.
- Не обманывайся, - спокойно сказал он. – Прилив энергии вполне может быть временным. И зови, если помощь нужна. Дверь не запирай. Приставать не стану, честное слово…
А вот это он зря, между прочим.
Но дверь я не заперла. Исключительно из соображений безопасности и здравого смысла. Я стояла под водой, наслаждаясь прикосновением воды к коже. Тем, что она теплая. Или вот, если кран повернуть, то холодная. Что я способна ощущать и холод, и тепло, и высунуть язык могу, поймав пару-тройку капель. Снять с полки пару флаконов.
Понюхать.
Соорудить шапку из пены. И смыть её, морщась, когда вода с пеной в глаза попадали. И все равно наслаждаться, будто… будто я проснулась.
Наконец.
Будто всю жизнь до того я, может, и не спала, но пребывала в сонной полудреме. А теперь взяла и проснулась. Божественная кровь, стало быть…
Той, что держит в руках своих смерть. А я вот живая… живая я… И с этой мыслью я все-таки выползла из ванны, чтобы переодеться, кое-как вытереть мокрые волосы и сказать своему отражению в зеркале:
- Я все-таки живая…
И не поспоришь ведь.
[1] Хронография» Феофана, год 5817
Глава 25
Глава 25
Мой дед появился, когда блины были съедены, вместе с вареньем, сметаной, медом и икрой. Поочередно. Хотя Лют вот сметану с вареньем смешивал, утверждая, что так вкуснее.
Я не верила.