Ведьмин смех

Эта история о том, что любое проклятие может снять человек, который выберет не себя.

Апрельский рассвет – самый сладкий, самый свежий, похожий на десерт из лепестков роз. Он овевает нежной прохладой и ласкает, как самый нежный любовник. А потом разгорается в жаркий, неистовый день – такого жаркого апреля не было уже много лет.

И пик его жара приходится на Бельтайн.

Чудесно.

Элиза вышла на крыльцо, потянулась – легкий ветерок скользнул в широкие рукава домашнего платья – и подставила лицо рассветному солнцу.

Просыпалась всегда раньше всех, с рассветом, как учила мать, ведьма ведьм, которую все здесь боялись, в маленьком шотландском городке Элдер Гроув[1].

«Кто раньше встает, – приговаривала она, раскладывая карты очередному клиенту, – тот больше всех видит».

«Больше всех, – думала Элиза, – видят галки да сороки, за ними не угнаться». Впрочем, это не мешало ей чувствовать себя галкой или сорокой, сидя на небольшом балкончике за чашкой кофе.

А по-хорошему, вороной бы стать, как мать… Да где уж.

Просыпалась она раньше всех, но открывалась – последней.

Сейчас, перед праздником, это было особенно важно. Открыть двери последней, последней впустить мнущихся у порога посетителей, оставить за собой последнее слово.

Капризная выросла ведьма.

Вся в мать.

Еще и упрямая.

Говорили ей – не возвращайся в Элдер Гроув, нечего тут делать, все терновником заросло и шипы пустило глубоко в сердце. Есть места получше – целый мир прекрасных и живых мест, где еще не забыли, что такое настоящее волшебство.

Но Элиза знала – такой, как она, надо быть там, где волшебства почти уже и нет.

И ненароком тут и там подсаживать его ростки в окаменевшие сердца.

Впрочем, для местных она – все равно что чужая, приезжая. Тут все уже и забыли, что она тоже кровь и плоть от местных мостовых, выросла здесь, здесь разбивала коленки и училась первым чарам, здесь выпрашивала у пекаря краюшку самого свежего хлеба и здесь же разбивала сердца первыми неуклюжими приворотами.

Городок Элдер Гроув замыкался в себе и быстро забывал тех, кто его покинул.

Элиза помоталась по миру, попробовала себя приткнуть то туда, то сюда, но сердце звало ее домой, в край бузины и лета, и она вернулась.

Рапунцель, Рапунцель, башня твоя давно заросла шиповником, никакому принцу не пройти.

Башня, кстати, действительно была – угловой дом на площади, где когда-то жил безумец МакГанн.

Все знали безумца МакГанна, потому что он любил предсказывать будущее, которое сбывалось. Элиза хорошо гадала на картах, но клиенты шли к ней не потому, что она читала в картах их будущее, а потому, что говорила то, что хотели слышать.

МакГанн говорил истину и за это был изгнан.

Истина шиповником заросла и кровоточила.

МакГанна, кстати, в тюрьму посадили. За что, никто не знал, но каждый говорил – раз посадили, значит, за дело. Так его, негодяя. Так его.

А в целом Элдер Гроув был городок неплохой.

Очаровательная площадь с фонтаном, из которого высоко били радостные струи чистейшей грунтовой воды. Воду здесь вообще можно было пить прямо из-под крана, а волосы после нее ложились густой смоляной волной, так что Элиза вообще ничего больше со своей внешностью не делала, даже краситься перестала.

А на площади торговые ряды, где чем только не торгуют: фермерским, свежим и самодельными безделушками.

А чуть подальше стоит, красуется майское древо, готовое уже к празднованию.

С другой стороны площади потихоньку собирают бельтайнский костер. Скоро начнется радость для юношей и девушек – танцы у костра, ленты в волосах, торопливые поцелуи… Известно ведь, в майскую ночь можно уйти с кем угодно, и ничего не будет потом за это.

Самое главное – не спрашивать, не уточнять, а то всякие гости заходят…

Растянуть кофе на маленькую вечность не получилось – чашка опустела, и Элиза приняла это за знак, что пора открывать лавку. Машинально перевернула чашку над блюдцем и посмотрела, что складывается из кофейной гущи.

Выходила встреча, важная, судьбоносная. Опасная.

Выходило две дороги, и ни единой подсказки, как тут быть.

Выходило пламя до небес.

Элиза достала телефон и сфотографировала, потом отправила матери. Старая ворона глянет наметанным глазом, может, посоветует что.

Картинка отправлялась медленно – в Элдер Гроув дары цивилизации доходили с трудом, так что связь здесь была отвратительная.

«Придется справляться самой, – подумала Элиза, – но мало ли.

Скинула домашнее, переоделась в зеленое платье с карманами и длинной цыганской юбкой и спустилась вниз.

Пора было открываться.

Открылась – и сразу же повалил народ.

– Элиза, я хочу снова этой карамели! Пыталась повторить дома – не то, не то!

– Элиза, сделай мне какао, мне мама дала денег специально на него!

– Элиза, мне две бутылки лимонада, и сразу еще закажу к вечеру пять: на праздник приезжает сестра с семьей из города…

– Элиза!

– Элиза!

– Элиза!

Элиза с улыбкой обслуживает каждого.

Все ее знают, все ее любят.