— Отравишь их, как-же! Сколько работаю тут, жрет, хоть бы хны, а перепутал один раз, крокодиле его кусок мяса кинул — так тот мигом окочурился! Каждой твари, понимаешь, одному то, другому се, меню у каждого, як у барина, а ты смотри, не перепутай, или зарплату всю отнимут, а я и так человек небогатый, как мне семью кормить скажете? А тут еще и ногу припекло, ой, не могу, так болит… Госпожа ведьма, зачем же вы это сделали, ну гляньте, сколько ж теперь убирать, ой… И ногу мне ошпарило, да чтоб вам всем, ой… — громко страдал рабочий, явно надеясь на материальную компенсацию за учиненное бедствие, но я тогда молча вышла из кухни, из Бестиария, шла, чувствуя себя… не собой. Кем-то злобным, бессмысленным, молча кричащим. Прогуляла пары, боялась попасться на глаза знакомым. Призналась только Майт, вместе с ней мы провели наш первый обряд экзорцизма — неудачно. Я сама его убила. Отслеживала и выпутывала из души каждое щупальце, вытащила из подсознания, лишила энергетической подпитки, посадила под яркий свет — и он исчез. Наверное, слабый попался…
Теперь уже и не жалею о том случае, хороший урок. Но тогда было очень страшно… Каждый год из Академии навсегда уходит пять-шесть адептов, это не так уж и мало, если учесть, что, к примеру, на нашем курсе нас всего шестьдесят два человека и один гном… Нет, не потому что они сумасшедшие, а потому что не выдерживают управлять своим сумасшествием. В этом вся профессия мага — быть безумным, но контролировать безумие лучше, чем большинство обывателей свой разум…
Однажды в это отделение попал даже завкафедры менталистики, архимаг Матиул. Все пытавшиеся его лечить целители потом бегали по Академии, размахивая руками, и утверждали, что они — бабочки, прекрасные яркокрылые бабочки…
По дороге с кухни, уже отдав тележку, я натолкнулась на Леонарду.
— Здравствуйте…
— Что ты здесь делаешь?! — резко, тревожно, непривычно для нее зло.
— У Дали была.
— Зачем?
— Ну… просто. Вчера Предновосолнечник был, никто к ней даже не заглянул, лежит там одна…
— Что ты ей сказала?
— О том, что вы просили, я никому ничего не говорила. Кстати, а что там… с расследованием? Вы мне обещали рассказать…
Несколько секунд она пристально в меня вглядывалась, потом махнула рукой.
— Иди к себе и никуда не уходи, чтобы я могла тебя найти. Ты мне скоро понадобишься. Я же просила… Неужели я тебя о чем-то сложном попросила?
Я не понимала причины ее возмущения. Попыталась оправдаться:
— Ни разу Дальку не проведать — это было бы даже непорядочно! Сами подумайте!
— Непорядочно? — протянула Леонарда. — Да какая разница… Ты можешь ни разу за всю жизнь не нарушить Кодекс Белого Мага и всем помогать… Все-равно, когда тебе понадобится жертва, никто не отдаст добровольно. Придется брать силой, как худшему из темных…
Я недоуменно смотрела ей вслед. Какая странная реплика… особенно для Лео.
Да объясните вы мне наконец, хоть кто нибудь, что творится в Академии и какая мразь убила Майт!!! Или я тоже в дурдом попаду!
В общаге царила непривычная тишина. Почти все уже разьехались. Я нырнула в свою комнату, жадно, как зверь, вдохнула такой родной запах своей берлоги, с горьковато-едким привкусом из-за Майтиных алхимических экспериментов, запах, который сказал мне: «все по-старому! Ничего не изменилось!», и я замерла, боясь оборачиваться, боясь спугнуть это знание…
— Майти? — наконец тихо спрашиваю.
Чуда не случилось.
Все, как мы оставили вечером накануне бала, разбросанные вещи, косметика… холодный блик зимнего солнца на смятом моем платье с бурыми пятнами крови…
— Мя-аауу, ааууу, ааууу… — плакал голодный котенок и терся о ноги, разбавляя мое одиночество.
Куратор Леонарда вроде бы сказала, что скоро меня позовет, но ожидать было невыносимо.
Я ходила по комнате из угла в угол и зубами потрошила косу. Сунула котенку колбасы, начала зачем-то наводить порядок на столе — натолкнулась на потрепанную, полуизорванную тетрадь и жадно в нее вцепилась. На кафедре предсказательств нас заставляли записывать сны, приметы — не менее трех за каждый день! — и результаты гаданий. Ух, ненавидела я и эту кафедру и нашу экзальтированную преподавательницу!
А она, как назло, меня любила. Все девки ее просили погадать, но она редко соглашалась. А мне — так каждую пару! И на картах, и на рунах, на руке, подзовет, посмотрит расклад, посмотрит, и давай меня по головке гладить:
«Бедная девочка, бедная…»
Я под конец курса и прогуливать стала, и даже хамила ей, а она только вздыхала и смотрела на меня со скорбью во взоре… Ненавижу!