– Если честно, сам не знаю, – сказал он. – Как в дурацких романах: у меня была невеста, она разорвала помолвку, я вернулся домой зализывать раны и поклялся никогда больше не влюбляться. Казалось бы, чем не причина? – Он улыбнулся мимолетно, скользнул по нам взглядом. – Однако такое случается сплошь и рядом, год-другой – и все забыто, я тоже в конце концов оправился, не могу сказать, что долго убивался, но к тому времени родители постарели, отца скрутил артрит, нужно было за ними ухаживать, а у меня ни семьи, ни обязанностей, братья все женились, наплодили детей… наверное, правда в том, что я никогда не был человеком действия. – Снова легкая улыбка, бровь чуть приподнялась. – Скорее, человеком инерции. Плыл по течению, старался не раскачивать лодку, верил, что в конце концов все образуется, надо только подождать… А ведь чем дальше, тем труднее что-то менять. Потом родители умерли, казалось бы, делай что хочешь – отправляйся в кругосветное путешествие, женись, заводи детей, – но я ничего не хотел настолько сильно, чтобы ради этого менять привычный уклад. – Он достал карту из стопки, посмотрел на нее, сунул обратно. – Думаю, дело в том, что постепенно привыкаешь к какому-то определенному образу себя. И требуется немалое усилие, чтобы разбить эту оболочку и заглянуть внутрь. – Хьюго поправил очки и добавил с улыбкой: – За всей этой философией я забыл, чей ход. Кажется, я положил…
Он осекся. Пауза затянулась, и я поднял глаза от карт. Хьюго смотрел на дверь, да так пристально, что я обернулся, нет ли там кого, но нет, никого не было.
Я повернулся к Хьюго, он по-прежнему не сводил взгляда с двери и облизывал губы.
– Хьюго, – громко сказал я. – Что с тобой?
Он вытянул перед собой напряженную руку со скрюченными, точно клешни, пальцами.
Я вскочил и бросился к нему, зацепив журнальный столик, карты полетели на пол, кружки с чаем перевернулись. Мы с Мелиссой одновременно опустились на колени перед Хьюго. Я боялся дотронуться до него, чтобы не навредить. Он часто-часто моргал и скреб воздух скрюченной рукой, точно граблями, так упорно и сосредоточенно, будто делал это вполне осознанно.
Значит, вот как это бывает: поправил очки, взглянул на пикового короля – и умер. Месяцы напряжения, страха, неведения – и вдруг все так быстро и просто.
– Звони в “скорую”, – сказал я Мелиссе, сознавая, что они не успеют, – быстрее!
– У него приступ, – тихо ответила она, посмотрела Хьюго в лицо и спокойно, но крепко взяла его за плечо. – Не надо “скорую”. Хьюго, у вас приступ, ничего страшного, он скоро кончится.
Не знаю, слышал ли он ее. Греб рукой по воздуху, моргал. С краешка губ свисала нитка слюны.
До меня не сразу дошло, что Хьюго не умирает.
– Но “скорую” надо вызвать. – Я смутно припомнил скупые наставления мудака-невропатолога и его презрительный директорский тон. – С ним такое в первый раз.
– Не в первый. У него уже несколько раз были приступы. – И пояснила, заметив мой изумленный взгляд: – Ну вот когда он смотрит в пустоту и не слышит тебя. Я думала, ты догадался.
– Нет, – ответил я.
– Я просила его сказать докторам. Не знаю, сказал ли. – Мелисса медленно и мерно гладила Хьюго по плечу. – Все хорошо, – приговаривала она. – Все хорошо. Все хорошо.
Постепенно Хьюго перестал загребать воздух и уронил руку на колени, ладонь его дернулась несколько раз и обмякла. Слюна уже не текла. Глаза закрылись, голова завалилась набок, как будто он просто уснул в кресле после ужина.
В камине шипели и потрескивали дрова. По журнальному столику разлилась коричневая чайная лужица, капала на ковер. У меня кружилась голова, сердце выскакивало из груди.
– Хьюго, пожалуйста, посмотрите на меня, – тихо попросила Мелисса.
Веки задрожали, Хьюго открыл глаза – мутные, сонные, но все-таки взглянул на нее.
– У вас был приступ. Теперь уже прошло. Вы знаете, где вы?
Он кивнул.
– Где?
Челюсть шевельнулась, словно Хьюго жевал, меня на миг охватил ужас – неужели опять приступ? – но тут он хрипло пробормотал:
– В гостиной.
– Правильно. Как вы себя чувствуете?
Лицо бледное, потное, даже руки побелели.
– Не знаю. Устал.
– Это нормально. Вы посидите немного, вам сейчас станет легче.
– Пить хочешь? – наконец нашелся я.
– Не знаю.
Я кинулся на кухню, налил из-под крана стакан воды, тут же расплескал половину – руки тряслись. В темном окне я поймал отражение своей перекошенной физиономии с раззявленным по-дурацки ртом и круглыми глазами.
Когда я вернулся в гостиную, Хьюго уже почти пришел в себя, лицо даже чуточку порозовело. Мелисса бумажной салфеткой стерла слюну с его подбородка.
– Спасибо. – Здоровой рукой он взял у меня стакан.
– Ты помнишь, что случилось? – спросил я.
– Не очень. Все вдруг стало… какое-то странное. Другое. Страшное. Больше ничего не помню. – И уточнил испуганно: – А что я делал?
– Ничего особенного, – ответил я. – Смотрел в пустоту, дергал рукой. Не буйно, как в кино, а так, немного.
– У вас уже бывали такие приступы? – спросила Мелисса.
– Кажется, да. Один раз. – Хьюго отпил еще воды и вытер мокрые губы. – Пару недель назад. В постели.
– Почему ты нас не позвал? – спросил я.