Ведьмина доля

Он снова лег на спину и уставился в потолок. Я зарылась в записи, но на душе было беспокойно. И отнюдь не из-за Жориковых вопросов. В душе занозой засело… ожидание. Прежде я испытывала подобное, когда хипповала без связи, и тетя с мамой начинали меня искать, используя подручную магию. И я сидела на шкафу, как у телефона, ожидая, когда… позвонят.

— Но тетю точно положить хотят, — вернулся к своему призрак.

— Не спорю, — я взяла второй ежедневник. — С новой Верховной, как и без нее, защита Круга пошатнется.

А тут — тюрьма лезет… М-мать.

Раздался звонок. В дверь. Длинный и требовательный. Вот и оно…

— Кого ждешь? — Жорик порывисто сел.

— Никого, — я напряглась.

Глянула за дверь и не поверила собственному внутреннему взору. Туманная стена. Как у Зойки. Я безрезультатно ворошила воздух, а в дверь звонили снова и снова.

— Надо уж или открыть, или отсюда по башке… — занервничал призрак. — Дитятю же ж розбудить…

Я слезла со шкафа и вооружилась привычной воздушной удавкой. Кирюша нервничал, переступая с ноги на ногу. Зойка сонно выглядывала из дверной щели. Жорик опасливо вышел в коридор и затаился за моей спиной.

— Все на кухню, — скомандовала я и посмотрела в глазок. Темно. Лампочки перегорели, что ли… — Кто там?

Ответом — очередная длинная трель. Ладно… Я быстро распахнула дверь и снова не поверила своим глазам. На пороге, шатаясь, стоял Гоша, не похожий сам на себя. Все те же подранные «скорпионами» джинсы и кожаная куртка, но лицо — белое как мел, кожа тонкая, пергаментом обтянувшая резкие скулы, щеки ввалившиеся, глаза закрытые. Именно закрытые, как во сне. Ладонь на звонке. И сам он стал… меньше, так ежился, сутулился и сжимался.

— Гош?.. — окликнула осторожно.

Он опять не ответил. Пошатнулся, ища плечом опору, и рухнул в дверной проем. Я едва успела отскочить и подстелить ему воздушную «подушку».

— Это шо ж с ним, э? — Жорик присел рядом на корточки. — Это кто таков?

— Летун твой… прилетел. Помоги-ка.

Мы сообща перевернули наблюдателя на спину. Кирюша закрыл входную дверь и встал на стреме. Зойка выглянула из комнаты и с любопытством присела на корточки.

— Жор, снимай с него куртку.

Я проверила пульс. Зашкаливает. Руки ледяные и лихорадочно дрожат. Я нахмурилась. Знакомые симптомы. Но не для человека. Впрочем, он мог и отравиться… Но — стена, которой раньше не было?.. Я оттянула наблюдательское веко и выругалась про себя. Серую радужку и зрачок затопил туман. Опять туман.

— Ой, б… — призрак вспомнил, с чего началось изучение русского языка.

— Жор, за языком следи.

— Я нэ, я всё… А шо ты робиш?

Я не ответила, сосредоточившись на деле. Задрала на Гоше майку и села на него верхом, ощупывая грудную клетку. Где ты, зараза, прячешься?..

— Уля, не при детях же!..

— Жор, не лезь под руку!

— Дивчина, закрой глазки, мала еще…

В солнечном сплетении нащупался пульсирующий комок. Я осторожно надавила, и наблюдатель конвульсивно дернулся. Я уплотнила воздух, прижимая к полу его руки и ноги, и предупредила:

— Уши зажмите. Орать будет.

— Ты такое уже делала? — Зойка и не думала слушаться.

— Да. С нечистью, — которая ловит дар. И силу. И… — Жор… займись!

Призрак послушно зажал девочке уши, и я сильно надавила на солнечное сплетение, пропуская через ладони горячий воздух, расплавляя и разжижая тугой сгусток. Наблюдатель, на удивление, не орал, а сипло матерился. Комок смягчился, расплылся тонкой желейной лепешкой, и в теплом коридоре враз стало сыро и гнилостно, как в заброшенном погребе. И Гоша некстати очнулся. Приподнял голову и уставился на меня безумным взглядом.

— Терпи-терпи, — ободряюще улыбнулась. — Еще чуть-чуть…

И сильнее нажала на сгусток, пропуская через него новую порцию воздуха. Наблюдатель закатил глаза и захрипел. Из кожных пор тонкими курящимися ручейками начал сочиться туман.

— Жор, принеси из ванной косметичку!

— Яку?

— Красную.

— Дитё, ушки закрой.

Зойка и не думала закрываться. Жадно следила за каждым моим движением, подавшись вперед.

Я сдула с глаз завитки волос и уплотнила воздух вокруг Гоши, собирая туман в сферу. Ручейки недовольно дергались, метались, стучась о «клетку», переплетались друг с другом.

— Вот. А шо там надо?

— Нашатырь. И йод.

— А зелья? — удивился Жорик, доставая бутыльки.

— Это не смертельно. Уже — нет.

Туман иссяк. Я на всякий случай ощупала шею, грудь, плечи и живот нежданного гостя, но других сгустков не было. И пульс замедлился, и глаза стали нормальными, человеческими — черная точка зрачка, темно-серая радужка и красные пятна лопнувших сосудов. Я нарисовала на тяжело вздымающейся наблюдательской груди йодовую сетку, прижгла кровоточащие царапины и сунула ему под нос ватку с нашатырем. Срочно в чувство… проверить одну догадку — случайную, безумную, но… возможную.

Гоша оглушительно чихнул, дернулся, стукнувшись затылком об пол, и открыл глаза.

— Всё, — я размяла кисти рук, — подъем.

— У-ульяна? — он шумно выдохнул и вцепился в мои ноги. — А где я? И что тут?.. — сел, осознал позу, уставился на меня и пробормотал: — О, чем дело пахнет…

Полез целоваться и получил по физиономии.