Ведьмина кровь

Отец Деборы, Джеремая Вейн, и ее дядя, Сэмьюэль Деннинг, стояли в дверях и подсчитывали пришедших. Мы отметились и заняли свои места: в зале все сидели строго в соответствии с положением в общине. С кафедры взирал Элаяс Корнуэлл. Обсуждения не предполагалось. Преподобный даже не прочитал нам проповедь, а лишь потребовал, чтобы мы опустили головы и молча помолились о наставлении на путь истинный. Настало время определиться: остаться, идти в другой город или направиться в глушь, искать преподобного Джонсона. Старейшины уже приняли решение: в глушь. Они сидели в первом ряду вместе с Джоном Риверсом.

Главы семей по одному начали вставать — это значило, что они присоединяются к старейшинам. Затем Сара, мать Ребекки, взяла за руки детей, подошла к мужу и встала рядом. Ребекка держала младенца Ноя.

Я разделяю сомнения Джонаса, но когда Марта встала и пошла к Риверсам, я последовала за ней.

Семьи выстроились вдоль стен. Сидеть осталось всего несколько человек. Джонас еще ниже наклонил голову, что-то оживленно шепча Тобиасу. Тот мотал головой, будто отгоняя мух, а затем встал, расправил плечи и пошел к нам. Джонас побрел следом.

Ребекка наблюдала, как Тобиас идет в ее сторону. В другом конце зала Ханна многозначительно пихнула Дебору локтем. Та брезгливо поморщилась. А я улыбнулась. Куда пойдет Ребекка, туда и Тобиас.

33.

Сегодня вдова Хескет попросила меня посидеть с ней после ужина.

— Мне надо починить кое-какую одежду. Поможешь? Заодно погляжу, какая из тебя портниха.

Она, как обычно, расположилась у камина, а я устроилась рядом на табуретке. На полу лежал мешок с чулками и рубашками, которые надо было залатать. Вдова наблюдала за моими стежками, уверенными и тонкими. Убедившись, что я справляюсь, она велела продолжать, а сама уставилась на огонь.

— Я буду рада, если ты останешься у меня, — сказала она, помолчав. — Здесь найдется дело для такой умелицы.

Я удивленно посмотрела на нее, но решила не торопиться с ответом и на какое-то время сосредоточилась на стежках. Затем поблагодарила вдову Хескет за предложение и вежливо отказалась. Джонас прав: неизвестно, что нас ждет впереди. Однако остаться здесь — значит стать служанкой, а мне это не нравится.

— Подумай еще, — в зрачках под припухшими веками отражался огонь. — Марта кое-что про тебя рассказывала, а какие-то вещи я чую нутром. Для тебя безопаснее остаться. Думаю, ты понимаешь почему.

— Как вы можете про меня что-то чуять? — спросила я, озираясь. Мы сидели одни в комнате, но говорить о таких вещах все равно опасно. Если вдова решила, что я ведьма, возможно, и другие так думают? Меня охватил страх.

— Свои узнают своих. Не скажу, дар это или проклятье, но мы не по своей воле такие. — Она по-прежнему смотрела на огонь. — Меня предупредили, что ты приедешь.

— Кто? И каким образом?

— Тебе лучше не знать. — Теперь она посмотрела на меня. В черных зрачках танцевали язычки пламени. — Будь осторожна, куда бы ты ни шла. Особенно в Новом Свете.

— Но почему? Я думала, мы приехали, чтобы оставить позади не только прежнюю жизнь, но и предрассудки…

Она засмеялась, и на этот раз ее смех был похож на кудахтанье.

— Бог с тобой, дорогая, да здесь еще хуже! Люди тащат за собой свои предрассудки повсюду, даже через океан. А здесь они попадают в дремучий лес! И ни одна живая душа не знает, насколько он велик, этот лес, и какие твари в нем обитают помимо дикарей. Их вера — бледная искра в бесконечной тьме. Здесь страх разрастается, как сорная трава, которая душит все живое вокруг.

— Я умею быть незаметной и смогу о себе позаботиться.

Она опять засмеялась.

— Ох, сомневаюсь. Но речь не только о тебе. — Она наклонилась, чтобы повесить чайник над рассыпающимися дровами. — Марта добрая женщина и хорошо к тебе относится…

Мне было нечего возразить.

— Твой язык как острый шип, девочка, и ты слишком себе на уме. Говори поменьше, иначе навлечешь беду не только на свою голову. Следи за собой и ни к кому не поворачивайся спиной.

34.

Путешествие в глушь откладывается снова и снова. Идут дни за днями, но до сих пор не известно, когда мы отправимся. Местные советуют нанять в проводники аборигенов, но преподобный Корнуэлл и большинство старейшин не желают об этом слышать. Дескать, индейцы — язычники, дети Сатаны, и мы должны молить Господа, чтобы он Сам провел нас сквозь лес, как Моисей провел людей через пустыню. Не все разделяют это мнение, и даже старейшины спорят между собой. С последнего собрания Джон Риверс вернулся в ярости. Он сказал:

— Корнуэлл ссылается на Моисея, но тот водил евреев по пустыне сорок лет! Это долгий срок, особенно если предстоит быть бездомными и в пути. Господь не спешил привести свой народ в землю обетованную!..