Ведьмина ночь (СИ)

— Без разницы. Да, есть некоторые обряды, которые к определенному времени приурочены, — моя речь её успокаивает. Вот бы еще мне уверенности. — Но на самом деле таких немного.

Слова заговора слетают с губ.

И руки Марики сами тянутся к воде. Пальцы касаются её, почти не тревожа. Она не вздрагивает, когда одноразовый ланцет пробивает кожу на пальце. Крови нужно пара капель, и вода их получает.

Вода…

Она всюду. Она знает… и путь откроет. Ну же… замыкаю заговор силой, и свечи вспыхивают, вытягиваются тонкими огоньками.

Дрожат.

Но держатся.

Вода же в тазу темнеет. Стало быть, есть на Марике заклятье, лежит, никуда-то не делось за годы. Да и не выдумка все, как оно частенько бывает.

— Теперь смотри, — я гляжу на эту воду, пытаясь уловить хоть что-то.

Без толку.

То есть идет ниточка, тянется на крови от Марики в… никуда? В воду темную, зеркальной гладью обернувшуюся, будто бы там, за нею, за чертою тот, кто…

Князь?

Он ли… в могиле сырой лежит…

Прикусываю губу. И смотрю. Вместе с Марикой. Собственная сила уходит вглубь водную ли, зеркальную, уже и не понять, какую именно. А оттуда, из темноты, поднимается лицо…

Лицо…

Белое пятно.

Узкое.

Изможденное.

И я пытаюсь разглядеть черты его, но не выходит, будто все еще оно там, под толщею водной. И не дотянуться, не добраться. Марика, резко выдохнув, наклоняется к самой воде и задевает таз, вроде бы легонько, но темная вода выплескивается на пол.

Гаснут, обрывая нить, свечи.

И тот, в воде, рвется навстречу, он вдруг открывает глаза, которые и вправду золотые. А после зеркало, самое обыкновенное, найденное тут же, трескается.

Марика отшатывается от него.

Она упала бы она на пол, но я успела подхватить. Сердце её колотится пойманной пташкой. И губы Марика то и дело облизывает. Взгляд у неё безумный. И на щеках румянец.

— Почти, — она заговаривает первой. — Почти получилось!

Да? Мне казалось, что ничего-то у нас не вышло.

— А раньше? Так было?

— Раньше просто голова болела. А теперь я его услышала! Услышала его!

— И что он сказал?

Марика ненадолго задумывается.

— Помоги, — выдыхает. — Это он сказал. Помоги… заблудился. Да! Заблудился! А вот имени — нет. Вот… бестолочь. Мог бы и назвать.

Имя, фамилию и адрес пребывания.

Я хихикнула.

— Извини, это… нервное.

А вот у меня голова болела. И кажется, кружилась немного. И руки дрожали. И сил ушло куда больше, чем должно бы, если книге верить.

— Н-ничего… меня тоже п-пробивает… но он не мертвый, — Марика потерла руками плечи. — Х-холодно у тебя тут… он на самом деле не мертвый. И это хорошо, да?

— Конечно, — я почти и душой не покривила.

А если все-таки князь?

Вот как сказать, что таки да, суженый не мертвый, просто проклятый и очень-очень древний, в землю закопанный в непонятном месте. И одной лопаты для обретения личного счастья, чую, будет недостаточно.

Хотя…

Змеедева про суженую ни словом ни обмолвилась. А это важно.

Да.

И стало быть, могу ошибаться?

Она ведь меня о помощи просила, а логичнее бы тогда к Марике явиться… может, она и не ведьма, но силой какой-никакой обладает. Хватило бы, чтобы сон приснить.

— Скажи, а как ты к змеям относишься?

— К кому?

— К змеям, — я собрала свечи, которые оплавились и более в дело не годились. Сложила в коробку. Таз подняла. Вода в нем по-прежнему была черной. И что-то во мне противилось довольно здравой мысли вылить эту самую воду в умывальник.

Вместо этого я поставила таз на тумбу.

Достала из тумбы пустую склянку и набрала воды. Поболтала. Кинула силы каплю… и что это будет? Хотя… есть один заговор. Старый довольно и такой, что… в общем, мой научный руководитель уверен был, что их тех, неработающих, деревенских, которых у каждой бабки — тетрадь.

Но…

Почему бы и нет?

Что мы теряем, кроме времени.

— Не люблю, — сказала Марика и даже содрогнулась. — Я знаю, что они и не холодные, и не склизкие, но все равно не люблю.

Заговор в памяти всплыл, хотя я ведь не учила.

Так, читала когда-то. Но слова сами с языка слетели. И темная вода приняла их, а сила закрепила.

— А при чем тут змеи?

— Ни при чем, — согласилась я и флакон протянула. — Вот… не уверена, правда, что работать будет, но в теории, если вдруг ты окажешься где-то рядом с суженым, он нагреется. В смысле, флакон. И чем ближе, тем теплее. Оно, конечно…

— Мне и такого не обещали, — Марика вцепилась во флакон. — Спасибо тебе!

— Да не за что.

— Не скажи. Знаешь, это… это страшно, когда думаешь, что ты с покойником себя связала, — она содрогнулась. — А теперь я знаю, что он живой. Но… где-то заперт. Или заблудился. Найду и отопру.

Прозвучало почти угрожающе.

— Я подумаю, что еще сделать можно.

Она кивнула.

И повторила:

— Спасибо… а девок не бойся. Если кто обижать вздумает, скажи мне, а я Сереге передам. Он им такой черный пиар устроит, что сами сбегут…

На том и распрощались.

Правда… вот все одно сомнения были. Но с кем бы поделиться? Делиться сомнениями было не с кем, а потому я занялась тем делом, которое сомнений не вызывало — уборкой.

Тем более имелись и иные на сегодня планы.

Роща.

Я уже почти сама решилась искать эту самую рощу, когда объявились провожатые. Причем случилось это ближе к полудню.