«Она никогда не простит мой выбор. Надо поговорить, объясниться, что не мог поступить иначе…» — он долго готовил речь, подбирал слова, надеясь, что она хотя бы отчасти поймет его. Но, когда миновали длинный мост, въехали в замок, оглядел выстроившуюся челядь и не нашел ее, внутри шевельнулось дурное предчувствие.
Сольфен тоже искал Ану глазами, что не скрылось от Франа.
— Где великанша? — раздраженно бросил Тудиль, склонившейся перед хозяином в поклоне.
— Болезная она! Со дня отъезда мается страхом.
— В моем замке все подчиняются мне. Если надо — приволоките ее!
— Она моя помощница, — спокойно и уверенно напомнила ведьма.
— Не следует меня поучать! — прошипел Фран, подходя опасно близко, однако ссориться с советницей не рискнул. Сомкнув зубы, спешно поднялся по ступеням и скрылся за парадными дверями замка.
Он ушел, а прислуга не спешила разгибать спины.
«Если с фа Франом что-нибудь случится, кто-нибудь прольет по нему хотя бы слезинку?!» — размышляла Аола, наблюдая за взбешенным хозяином замка, от которого шарахалась испуганные слуги, старавшиеся не дать господину ни малейшего повода для наказания.
Обретя силы, за лунный оборот она узнала больше, чем за всю жизнь, проведенную в постели. Впервые увидела мать в нарядных, богатых одеждах, гордой, и только теперь поняла: это ей нравилось жить в домике и каждое утро, просыпаясь, ловить запах булочек, а для родовитой фа Оули — это было наказанием.
«Я сделаю все, что смогу. И никто не выгонит меня из замка, который станет моим домом. Нашим домом!» — решила она. Ее всеми силами оберегали от волнений, но Аола видела, как хмурый, подавленный Сар стирал с рук обессиленной матери вязь, и быстро связала появление камня и произошедшие события воедино. И ей, во что бы то ни стало, захотелось сделать и для них что-то хорошее. Хотя бы, чтобы у них появился дом, защищавший от переменчивых ветров жизни. — Фай Фран портит жизнь даже сыну, который, ненавидя меня, предпочитает быть со мной, а не с отцом. Вряд ли Сольфен станет о нем печалиться… А что холоден ко мне — не важно. Достаточно не мешать друг другу, и мы поладим».
Асаар не встретил Ану ни на следующий день, ни через несколько, что озадачило его.
«Неужели так переживает?» — начал грызть червячок сомнения. — Нет, с чего бы? Приятного мало, но не смертельно же. Или расстроилась, что печать не сработала?»
Подобные мысли старался гнать прочь, однако когда и Сольфену, попросившего Тудиль сообщить Ане, что он хочет встретиться с нею, отказала — не знал, что и подумать. Чтобы разобраться, решил залезть по стене в башню и поговорить, однако из-за охранных артефактов не смог найти окна.
«С чего Тудиль обвешалась защитой? — открытие еще сильнее озаботило его. — Новый план? Что-то с Аной? Неужели она так и будет сидеть безвылазно в комнатушке?»
Прождал еще несколько дней, но Ана так и не спустилась.
Волнение и любопытство заставляло думать о ней все время. Асаар привык, что Ана преследует, стремится к нему, и теперешнее положение казалось странным. Кроме того, пусть не виделись почти лунный оборот, при одном воспоминании о ней сердце начинало чаще биться. Хотелось встретиться, прикоснуться, вдохнуть ее манящий запах. Та ночь, когда он при Фране поставил ее на колени и взял со спины, а она сдерживала стоны, снилась ему вновь и вновь. Плоть тяжелела, просыпалось желание, и грудь начинала щемить тоска.
«Это юнец думает, что она сдерживала стоны боли, но я-то знаю правду. И пусть пострадала ее гордость, это не причина для серьезной болезни! — и все же Сар чувствовал вину. А ее слова, что якобы позволил бы ею овладеть другим, бесили. — Как могла обо мне такое подумать?! Шеи насильникам еще до начала свернул бы, а другим бы не захотелось! — бушевал он, и желание объясниться, поговорить без обиняков стало почти нестерпимым.
Подловить Талазу оказалось сложнее, чем думал. Хитрая «цветочница» старалась на глаза не попадаться, однако от него скрыться сложно.
— Хочу увидеть Ану, — процедил сквозь зубы, вынырнув за спиной ведьмы. Та подпрыгнула, схватилась за сердце и попыталась изобразить, что теряет сознание. — Даже не думай! — рявкнул и осторожно тряхнул женщину за плечо: не так сильно, чтобы сделать больно, но и неслабо, чтобы отбить желание выкручиваться.
— Не хочет она видеть тебя, — пробурчала Талаза, разглядывая его щурящимися зелеными глазищами.
— Пусть скажет мне.
— Ишь, какой хитрый. Она и разговаривать не хочет.
— С ней все хорошо?
— В меру произошедшего, да.
— Разве не ты приложила руку?
— Разве не твой выбор задел ее?
За все время, сколько Асаар знал «цветочницу», так и не решил, как к ней относиться. Умная, проницательная, себе на уме, пронырливая, опасная, она вызывала у него уважение. А сейчас, хлопая глазищами, пыталась казаться глупой, но читалось в ее чертах что-то, чего он не мог понять. Что-то похожее на спокойствие, умиротворение, даже снисхождение. Сар спросил бы, да знал — бестолку: хитрунья ответит правду, да запутает еще больше. И все же решился.
— Чего-то ты счастливая. Готовишь новую пакость?