Я кивнула. Отец Федор не носил обычных для священников бороды и длинных волос — он был отчаянно усат и совершенно лыс. Родом происходил, как я слышала, из сибирских казаков, и когда в нем открылся заклинательский дар, пошел не в маги, а, как истинно православный, в семинарию. Так делали многие, кто не находил самостоятельно баланса между верой в Бога и суеверием «колдовство — от дьявола». Но потом нужные люди объяснили, что одно другому не мешает и дело делается благое. Суть же не в том, от кого сила, а в том, как ты ее используешь: так фанатики «веры в Бога» режут и расстреливают «неверующих», а носители «колдовства от дьявола» хранят людей от нечисти.
И вот уже сорок лет он стоял на страже покоя Старого Погоста. Лицо морщинистое, сухое, взгляд светлый, мудрый, усы седые, но организм, как у любого носителя магии, моложе некуда — для его преклонных лет. Однако внешне заклинатели выглядели на свой возраст, в отличие от ведьм и колдунов. Уровень силы не тот. Она позволяла мгновенно распознавать любую нечисть, находить к ней подходы — или успокаивать, или вырубать, или сразу изгонять в мир мертвых. И хранила своего носителя — внутренне, но не внешне.
Домашнее тепло обволакивало и сбивало настрой, чему немало способствовал сытный ужин. Я не стала ждать Стёпу. Помыла руки, села за стол и навернула одну за другой: две порции борща, две — жареной картошки с солеными грибами. И пряники с травяным чаем. Отец Федор смотрел понимающе и не удивлялся, куда все влезает. Перед работой в меня всегда влезало больше положенного, а если вспомнить, что сегодня, то есть вчера, был только утренний омлет…
— Работа продолжается, палач? — повторил он задумчиво. И хмуро уточнил: — Кто?
Допивая третью кружку чая, я достала из кармана джинсов записку с адресом и передала ее через стол. Отец Федор развернул, прочитал, посмурнел.
— Живущая здесь умерла три недели назад, — и повертел бумажку в больших мозолистых руках. — Возраст. Лично отпевал. Ты же не думаешь…
— …что она восстала? Нет. Я в эти сказки не верю, — я прожевала пряник и велела себе встать. Но согревшееся и отяжелевшее тело пока не слушалось. — Но, вероятно, у нее нашлась «дальняя родственница», которая нагрянула в деревню дом посмотреть, покрутилась для вида, а потом якобы уехала. А на самом деле днем хоронится, а вечером, когда все спят, за закрытыми ставнями готовит, магичит…
Я посмотрела на напряженное лицо заклинателя и улыбнулась мягко:
— Отче, вы же умный человек. Верующий, ученый, заклинатель со стажем… Ведьм, вероятно, встречали немного и мало о нас знаете… но поверьте, восстающие ведьмы есть только в «Вие» и тому подобных легендах. Я — палач, и вы, должно быть, обо мне слышали. И я точно говорю — ведьмы смертны. И они или умирают раз и навсегда, или превращаются в нежить — природную хуфию, которая тихо в подполе сидеть не будет. И неприятности начнет доставлять сразу.
Хлопнула входная дверь, и я заставила себя вылезти из-за стола. Кухонька маленькая, для холостяка, — обычная газовая плита, узкий сервант с посудой да столик с двумя табуретками.
— И вы бы почувствовали нежить — от нее тьмы, как от раздавленного лесного клопа вони, — пояснила негромко. — А вы — темный, как и все заклинатели. Нет, в доме прячется живая ведьма, и мне нужно с ней поговорить. Стёп, — добавила, обернувшись: — Будь другом… садись есть. А я — по делам. Без тебя. Приятного аппетита. Спасибо за ужин, отче. Не ждите меня скоро. И не вмешивайтесь, что бы ни случилось.
— Плащ мой возьми, непромокаемый, — посоветовал отец Федор, посмотрел на разочарованное — опять! — лицо Стёпы, крякнул и достал из серванта бутыль самогона.
Коллега посветлел лицом, и я поняла, что в город мы вернемся нескоро. В лучшем случае, завтра вечером. Или ночью. Но это, в общем, удобно — для работы… Пусть стресс снимает. Как он по этим страшным, с позволения сказать, дорогам больше трех часов прорывался, герой… Заодно и выспится. В городе-то спишь по восемь-десять часов и не высыпаешься, а на природе поспал шесть часов — и словно заново родился.
— Ты хоть понимаешь, с кем связался, сын мой? — донеслось из кухни спокойное и сочувственное. Ведьм отец Федор уважал, но не против веры.
— Конечно, — с набитым ртом отозвался Стёпа.
Дальше я слушать не стала. Надела непромокаемый плащ, утонув в нем, и вышла на крыльцо, тихо притворив дверь. Дождь по-прежнему хлестал, как одержимый, небо расчерчивали молнии. Добротные одноэтажные дома казались съежившимися. Я прислушалась к ощущениям, кивнула себе и спустилась с крыльца. Сила палача почуяла жертву и указала четкий путь.
Бумажкой с адресом я так и не воспользовалась. Шла по ощущениям, таща на себе тяжелый плащ, вздрагивая из-за непредсказуемо громких громовых раскатов и не видя под капюшоном даже собственного носа. Под промокшими ногами хлюпала грязь, джинсы противно липли к ногам.
Кто?.. Муза или?..
Заждавшееся сердце билось так устало, так… по-человечески.