Ведьмина сила

— Останься здесь, ладно? — я хладнокровно засучила рукава. — Подземелье спасет от моей магии, — встретила его взгляд и пояснила: — Там нечисть. И я иду убивать. Некоторые мои заклятья не различают, где свои, а где чужие, и тупо бьют по живому. Высунешься — ляжешь рядом с остальными.

Стёпа недовольно кивнул. Я тепло добавила:

— Скажи спасибо, что эта проклятая история позволяет тебе быть зрителем и статистом. И болельщиком. Поболей за меня. Потом прокачу.

Он, сунув руки в карманы, натянуто улыбнулся:

— А сейчас не улететь?

— Нет, — я разожгла Пламя. — Или сразу налету собьют, или догонят и добавят… Наверно, ты поймешь, когда можно выходить. Отойди подальше в коридор и слушай ветер.

Рюкзак я оставила на ступеньках, взяв с собой лишь пару зелий, и наверх поднялась сосредоточенной и спокойной. Пару раз мне приходилось применять силовую волну, и она всегда меня выручала. Верим в лучшее, да. И бьемся до смерти. Чужой.

По выжженному капищу стелился пряный темно-коричневый туман. Из прошлого притащила да в пространственно-временной петле спрятала… Присев на корточки, я быстро и привычно начертила защитный круг — прокапала зельем черную землю, шепча наговор, и капли расплылись символами. Может, и не для меня и не для «сейчас»… Выпрямившись, я выпила второе зелье, подкрепляясь. Может быть, с гибелью ведьмы чары рассеялись, и заклятье «выстрелило» не вовремя и не к месту… Символы замерцали тревожно-желтым и кроваво-красным. И дай бог, это и есть то заклятье, для которого понадобилось выкачивать с капища собранную силу…

На нечисть я не смотрела — боялась запаниковать. Закрыв глаза и раздувая Пламя, вытаскивала из закромов все резервы и формировала одну большую «бомбу» из общих страхов, ускоренных обменных процессов и бесконечной боли. Нечисть — тоже живой организм, и не одно ее возьмет, так другое, не второе — так третье. И прислушивалась к сипло-хриплому, клокочущему в легких дыханию, считала биение мощных сердец. Два, четыре, шесть, восемь… Ждала, когда из петли появятся все.

И не дождалась. Ударила первой волной, когда досчитала до двадцати. Зарылась дрожащими пальцами в сухую землю и послала по ней мощный заряд. Раз, два, три… По земле разошлось пять силовых кругов, остановив восемь сердец. Всего лишь… Я вдохнула-выдохнула, собираясь, и пустила вторую волну. Воздух вокруг сгустился, завибрировал дрожаще. И еще шестеро… И пятеро новоприбывших. Сколько нечисти ждало своего часа?..

Третья волна, и моя левая рука по локоть провалилась в рыхлую как мелкий песок землю. В ушах учащенно и тревожно заколотились, «перекрикивая» друг друга, сердца уцелевших, рядом что-то завозилось, рыча, и рассыпалось у границы защитного круга. На «запчасти». Я мрачно ухмыльнулась, вытирая рукавом кровь из носа. Да, не одно — так другое…

Четвертая волна. Вечный страх нечисти — оказаться в мире мертвых — материализовался в виде хватающих за ноги черных рук и утаскивающих добычу под землю. И четверых схватить удалось плюс еще трое «пауков» очень сильно испугались. И мне бы считать, но не получалось. Получалось лишь худо-бедно слышать оставшихся в живых и прикидывать, сколько осталось сил.

Пятая волна. Левая рука перестала ощущаться, нос не дышал, кровь залила лицо и коркой запеклась на шее, удары чужих сердец сливались в тревожный набат. Я пыталась разделить его на «составные», но не выходило. Выходило, что кто-то еще жив, а я… уже всё. Почти. Защитный круг стоял горячей дрожащей стеной, пожирая смелых «счастливчиков». Я жадно хватала ртом воздух, но вдыхала лишь раскаленный пепел. Плохо. Если так и выглядит ад… то на девять кругов меня не хватит. Максимум еще на…

Тьма накрыла внезапно. Глухая, вязкая, лишенная запахов, сухого вкуса пепла и звуков. Почти всех. Я лежала, уткнувшись лицом в землю, и где-то за гранью слышимости улавливала лишь слабый-слабый шепот. И видела бледные искры там, где недавно ревело неукротимо живое Пламя. И снова шепот, и голос прародительницы велел: «Вставай!», и ее руки цепко обхватили за плечи, поднимая и переворачивая. И коснулись искр. Меня ударило током, и я зашлась рваным кашлем. И открыла глаза.

— А ты, оказывается, щекотки боишься, — преувеличенно бодрый голос Стёпки донесся откуда-то издалека. — И на взрослых она действует, как на новорожденных. Давай, Марусь, дыши!

Я кашляла, отхаркиваясь комками пепла, через раз хватала ртом воздух, но, кажется… была жива. Рядом шевельнулось скромно чьё-то ослабленное страхом сердце, но затихло после глухого удара. Да, жива… И, слава богу, не спалила дотла «уголь» — силы осталось чуть-чуть, но ее хватало, чтобы… жить.

Коллега говорил и, кажется, о чем-то спрашивал, но я не понимала. С наслаждением прислушивалась к его низкому голосу и всем своим существом впитывала ощущение собственного возвращения, понемногу «заводя» остановившиеся процессы жизнедеятельности.