Ведьмина скрыня

— Что ты копаешься, прамень! Чайник вскипел, нащипай в него трав, что пятого дня собирала. Да хватит прятаться. Здесь все свои.

Послышался недовольный бубнёж, и низенькая мохнатая фигура в расшитой узорами рубахе похромала от печи к столу. Потянув из мешочка несколько высохших былок, хатник накрошил их в пузатую чашку и щедро залил кипятком.

— Твой помощник? — Игнат видел хатника первый раз в жизни. Появление диковинного существа он воспринял на удивление спокойно — после всего, что случилось за последнее время, поразить его было трудно.

— Помощник, — Гана с шумом захлебнула горячий чай. — Он да домася Малинка. Без них я бы с хозяйством не справилась.

После такой похвалы, хатник ткнулся лохматой башкой бабке под руку, и та почесала его за ушами, как кота.

— Комнату настоем перемыли? Окурили полынью? — поинтересовалась бабка, выпутывая из шерсти существа свалявшийся ком.

Хатник кивнул и неразборчиво замычал.

— Знаю, что Малинка её не выносит. Но без полыни обряд не пройдёт.

— Ты всё же попробуешь? — Игнат с благодарностью посмотрел на знатку.

— Попробую, маё сэрца. Ведь обещала. Ты только чуда не жди.

Допив чай, Гана собрала в плошку кое-что из разложенного сушиться сырья и поманила Игната за собой.

Они прошли через комнаты и завернули в тупичок. Перед небольшой притворённой дверью томилась толстенькая старушонка в сарафане и платке, нижнюю часть лица её скрывала плотно намотанная тряпица.

— Всё готово, Малинка? — бабка приоткрыла дверь.

Из темноты дохнуло жаром, потянулся терпкий резковатый душок.

— Проходи внутрь, Игнаш. Не стой на порожке. Я пошепчусь с Малинкой, и сразу начнём.

Игнат послушался и только шагнул вперёд, как сразу знакомо повело голову, а мир завертелся каруселью.

Нащупав табурет, он сполз на него, глубоко вдохнул спёртый застоявшийся воздух, надавил на точку над верхней губой, как рекомендовал когда-то лечащий врач. Постепенно кружение улеглось. Его попустило.

Такое часто бывало после аварии — Игната внезапно начинало штормить. Он свыкся с этими внезапными припадками, научился справляться с ними. После аварии многое в его жизни поменялось. И стали приходить тревожащие сны.

Самый первый он увидел ещё в больничке, когда только прочухался после операции. Игнату приснилась женщина. Незнакомая. Странная. Кажется, дело происходило в лесу. Он отчётливо запомнил деревья и запах стоячей воды! Никогда раньше он не ощущал запахи в снах. Они проявились только в этом, раз за разом повторяющимся сновидении.

Поначалу Игнат видел лес, мерцающий зеленоватым огонёк среди мрака да чувствовал холод узкой безвольной руки в своей руке. Влажные стылые губы спутницы беспрерывно повторяли: «Загаси свечу, загаси свечу, загаси свечу!», и полные страсти его поцелуи совсем не согревали их. Напрасно он старался, напрасно сжимал в объятиях покорную свою добычу — её ничто не могло расшевелить. Она то начинала трястись, то пронималась плакать. И запах тухлятины становился всё сильнее и сильнее.

Лицо красавицы постоянно менялось. Игнат не смог бы описать его теперь. Он помнил лишь глухую черноту глаз и волосы — длинные, русые, густые.

Когда он наконец разжал объятия, она отползла как можно дальше, а потом поднялась на ноги и закричала.

Слова проявлялись постепенно, впиваясь острыми стрелами в сердце:

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!

Она повторяла одно и тоже, всё громче и громче, а потом переходила на визг. Пронзительный и истеричный, он ввинчивался под кожу, туда, где залатали черепушку пластиной, и от боли Игнат отключался.

Поначалу он грешил на аварию, думал, что сон — следствие полученной травмы. Безоговорочно выполнял предписания врачей, прошёл курс длительный реабилитации, однако всё продолжилось и дальше.

Сны приносили растерянность и боль, выматывали, изводили. Казалось, что он вязнет в удушливой морочи и постепенно сходит с ума. Наверное, так бы и получилось, если бы одна из знакомых не посоветовала обратиться к знатке. И дала адрес бабы Ганы. Так он оказался здесь.

— Игнаш, давай-ка, вдохни! — возле носа появилась какая-то склянка.

Игнат хотел отодвинуть её от лица, хотел увернуться, но бабка держала крепко.

— Дыши, маё сэрца. Ну же, дыши! Пройдёт твоё затмение. Сейчас пройдёт.

— Да мне полегче уже. — Игнату вдруг сделалось стыдно. Здоровый мужик, а с ним тетешкаются как с малым ребёнком. — Только проветрить не мешает, очень душно здесь, баб Ган.

— Окно открыть не могу, уж извини. Всё под обряд настроено. Придётся потерпеть, маё сэрца. Ты сильный.

Свозь темноту прорывался золотой огонёчек — баба Гана затеплила свечу на столе, принялась неспеша раскладывать добытые в лесу вещицы.

— Ты сиди, не шевелись. А я водить стану. Водить и смотреть. Сперва определить следует, с какой стороны праклён наслали. Из земли, из воды или с неба. Ты доверься мне, не волнуйся.