— Да, как-то так... — речь Саяо стала на удивление невнятно и неуверенной.
«Ох, да ведь он на самом деле не такой уж самоуверенный! Ну, раз так, то и мне полегче станет...» — подумала Кики.
Выражение лица ведьмочки смягчилось, Саяо явно заметил это, заговорил быстро и пылко:
— Я понимал, что ты можешь отказаться, но все же сделал для тебя кое-что особенное, хотел, чтобы ты это надела. Поддался порыву, так сказать...
Саяо рассмеялся и принес что-то вроде просторной накидки.
«Ох, опять черная...»
Кики была несколько разочарована. Она-то успела вообразить, что ее попросят надеть что-то такое же потрясающее, как выстроившиеся в ряд платья... Когда Кики отправлялась в самостоятельную жизнь, Кокири сказала ей: «Ведьме положено черное платье. Таков порядок» — и после этого Кики заставила себя отказаться от мечтаний о платьях ярких цветов вроде красного или розового. Всякий раз, когда речь заходила о платьях, Кокири категорично заявляла: «Ведьма должна знать свои рамки». Да, и впрямь воплощенная оглядка. Пусть Кики этого толком не осознавала, но слова матери неизменно звучали где-то в ее душе, сковывая порывы. Ведьмочка избегала отступать от этих заветов и своевольничать. И все же дважды случалось так, что Кики переступила запрет и надела платье яркого цвета. Первый раз был, когда она одолжила у мастерицы Уи с рынка «Всякая всячина» платье с цветочным узором. А во второй раз Кики, из чувства соперничества к странной девочке Кэкэ, разом швырнула на ветер все свои с трудом скопленные деньги, купив себе роскошное платье. Однако оба эти раза были грубыми проступками, и Кики не любила о них вспоминать. Но в этот раз речь зашла о работе, если б Кики попросили надеть яркий наряд, она бы не имела права отказаться! Ради работы можно носить даже самые кричащие цвета! И все же...
— Черный! — провозгласил Саяо, протянув накидку. — Я подумал, раз уж ее будешь носить именно ты, то она должна быть черной. И все же раз это мое произведение, то даже в черноту черного нельзя не добавить изюминку, нужно ведь идти в ногу со временем. Твоя чернота, Кики, — волшебная чернота, напоминающая о лесном мраке, о волшебной тьме иных миров, куда не проникает человеческий взгляд. Ну а я в свою черноту хотел вложить тайны Вселенной. Претенциозно, да? Но я люблю мыслить масштабно. В этом весь я, и я хотел бы продемонстрировать это зрителям.
Саяо встряхнул накидкой, разворачивая ее на полу. На первый взгляд она была просто черной. Однако стоило всмотреться пристальнее – и становилось видно, что сквозь черноту словно бы что-то поблескивает в глубине. Саяо набросил накидку на плечи Кики, и она окутала тело ведьмочки с легким шуршанием и шелестом. Стоило ее надеть – и стало ясно, что накидка являет собой черное небо с мерцающими на нем звездами.
— Хм, как хорошо пришлась! — удовлетворенно проговорил Саяо, несколько раз пробежав по Кики внимательным взглядом сверху вниз и снизу вверх. Кики повела плечами, подвигалась, блестки засверкали, словно рассыпанные по ткани осколки звезд.
— Я непременно доставлю все в наилучшем виде! — Восклицание сорвалось с губ Кики само собой.
«Похоже, я сама превращаюсь в воплощение взбудораженности».
— Я хочу, чтобы ты спустилась с неба со своим подарком почти сразу, как только сядет солнце. Подмечала этот момент, когда небо делится на черноту и синеву. Момент, когда на небе можно отчетливо разглядеть границу, отделяющую день от ночи? Да, это вроде бы естественно и само собой разумеется, но если вдуматься поглубже, если осознать, как тесно все переплетено друг с другом, — разве от этого не светлеет на душе? Знаешь, когда я был маленьким и смотрел на небо, начинающее темнеть, мне почему-то хотелось плакать. Оно было красивым, но оно меня пугало. Мне казалось, будто в небесных глубинах прячутся ужасные и непостижимые твари. Ты же знаешь, многие дети плачут на закате... В это время небо окрашено цветами начала и конца. Этот цвет хранит в себе одновременно и печаль, и ликование. По крайней мере, сейчас я так чувствую. До сих пор я не знал, как выразить это чувство, но теперь, когда увидел на тебе эту накидку, Кики, мне кажется, что я все понял. Когда ты ребенок, то и в радости чувствуешь печаль. Пока ты живешь, тебе приходится раз за разом пропускать эти чувства сквозь себя, кажется, какой-то частью своей души я всегда это чувствовал. А когда ты ребенок, тебе видны обе грани одновременно. Потому-то и хочется плакать.
Саяо говорил задумчиво и глубокомысленно, его взгляд был обращен куда-то вдаль и в никуда. Если раньше его можно было принять за беззаботного весельчака, то сейчас выражение лица Саяо никак не позволяло относиться к его словам легкомысленно. Юноша еще раз оглядел Кики с головы до ног, и тут его взгляд упал на Дзидзи и Нуну.
— Кстати! Как же я мог забыть! У меня ведь и для вас наряды есть!
Саяо выдвинул ящичек стоящего рядом шкафа, достал из него две ленточки, зеленую и золотистую, и, ловко работая пальцами, связал для Дзидзи галстук-бабочку, а Нуну повязал ленточку бантом на шею.