Одно клеймо вдавливается в её правую грудь, а другое — в левую. Плоть тихо шипит. Третье клеймо врезается в её белый живот, прожигая плоть. Но четвёртый вручается самому шерифу Паттену. Он шепчет молитву, затем подходит, погружает железо в обильный участок лобковых волос, опаляя сначала волосы, а затем нежную плоть под ними. Только после продолжительного времени железо извлекается, оставляя дымную выемку в форме символа Спасителя.
Но нижняя губа Паттена дёргается, как будто он тайно взбешён, а лицо пастора кажется каменным; Эванора ни разу через мучительное действо не закричала и даже не вздрогнула. Вместо этого она просто улыбается своим преследователям, пока специальные символы продолжают испускать дым.
Появилось ещё больше чёрного тумана, а затем поле кошмаров Фэншоу смещается в область небольшого холмика, окаймлённого тропинками и низкими кустарниками. Серое небо зевает над всем и низкие облака изливают моросящий дождь, когда очередь из закованных в кандалы еретиков, теперь одетых в лохмотья, направляется к вершине холма. Шериф и его помошники занимают свои места около вершины, как и жители города. Пастор читает Библию, затем закрывает её.
Шериф Паттен подходит к пленникам. Он читает из свитка…
Голос Эбби отозвался эхом сквозь чёрную завесу сна:
— Эванора и весь Kовен были приговорены к смерти…
Теперь на городскую площадь въезжает конный экипаж. Джейкоб Рексалл выходит со своим личным помощником, Каллистером Рудом. Руд несёт большой чемодан, затем снимает ящик с кареты. Какой-то горожанин тут же молча бросается к ним и говорит что-то. Реакция Джейкоба — реакция тревоги. А дальше?
Джейкоб стоит на кладбище, торжественно глядя на некоторые могилы.
— В то время Джейкоб и Каллистер Руд находились за границей в Англии, — дрожит голос Эбби; однако следует долгое молчание, нарушенное только звуками учащённого дыхания Фэншоу. — Но когда они вернулись, дочь Джейкоба уже была казнена и похоронена…
(II)
Он раздражённо стряхнул с себя остатки сна, затем сел.
Он поморщился.
Сразу же длинный шлейф кошмара окутал его снова, словно его обмакнули головой в воняющие помои. В его подсознании были созданы образы, сопровождающие мрачный рассказ Эбби о Рексалле и его дочери.
Последствия сна оставили его чувствовать себя немного больным; умеренное похмелье он даже не заметил. Но затем он вздрогнул, вспомнив, что пробудило его ото сна.
Его брови поднялись, когда он заметил, что было уже не утро, так как бóльшая часть дня уже прошла.
В течение многих лет, даже десятилетий, он поднимался в четыре тридцать утра.
Шумиха Уолл-стрит наконец-то оказалась позади него; возможно, его тело забирало то, что было похищено после стольких лет непрерывного мышления, спекуляций, выкупа и реорганизации.
Но это?
Он спал шестнадцать часов.
Может ли слабая головная боль быть простудой, а не последствием принятия слишком большого количества алкоголя прошлой ночью? Но так или иначе…
Но он чувствовал себя уставшим даже от дополнительного сна.
Почему сон — неприятный, но не мучительный — вызывает такое истощение?
По крайней мере, вид из окна обещал впечатляющую погоду.
Немного помог прохладный душ, плюс больше повседневной одежды, включая более лёгкую спортивную куртку. Внизу он не заметил никаких признаков Эбби или мистера Бакстера. Пожилая женщина, которую он раньше не видел, готовилась открыть бар, в то время как пара официанток колледжа накрывала столы в столовой, готовясь к предстоящему часу обеда.