Ведьмино яблоко раздора

Обессиленная София брела вперед и не знала, что ее ждет – легкая или мучительная смерть, или Господь все же сохранит ей жизнь. День сменился ночью; в кромешной тьме, разбавленной тусклым пятном луны, еле держась на исцарапанных в кровь мокрых ногах, она набрела на чью-то избу. «Здесь мы будем жить», – мелькнуло у Софии в голове. Женщина вскарабкалась на крыльцо и толкнула тяжелую дверь. Дверь подалась не сразу. Навалившись всем своим хилым корпусом, София все-таки сумела ее отворить. Больше она ничего не помнила. Очнулась днем от яркого луча солнца, проникшего в окно. Ребенок, отчаявшийся получить питание, спал у нее на груди. Придерживая дитя, София осторожно поднялась, окинула взглядом убранство вокруг: каменная печь – нечищеная, но добротная, полати, три лавки, широкий стол, на стенах наблюдники с посудой, шкура медведя. В доме, кроме них с дочкой, никого. Выглянула в сени – и там тоже ни души. В сенях хламилась всякая утварь, среди которой нашелся инвентарь для обработки земли, рыболовные снасти. Огород, находившийся за избушкой, угадывался лишь по отдельным культурам, пробивающимся сквозь густые заросли сорняков. Было видно, что на нем давно никто не работал. Где-то рядом шумело море. София пошла на его убаюкивающие звуки и вышла к обрыву. Море лежало как на ладони. Серебристое в лучах полуденного солнца, оно играло бликами, волны с белыми гребнями подкатывались к утесу и разбивались о него. Чуть поодаль обнаружился пологий спуск к воде.

Прошел день, багряным закатом завершился вечер, а в избу так никто и не пожаловал. София сидела на лавке и не знала, чего ей ждать, кто переступит порог – будет то добрый человек или бессердечный. Она была готова в любой момент подняться и уйти прочь, и это ожидание разрешения своей участи ее вымотало. Пусть будет что будет, на все воля Божья, – решила она и перестала ждать.

София принялась за хозяйство. В жерновом углу нашла немного муки и зерно. По твердой, словно камень, краюшке хлеба поняла, что люди покинули избу давно. Обжилась, привела в порядок огород, приноровилась обращаться с рыбацкой сетью. Рыбачить она не умела, но голод – лучший наставник. Сначала она вытаскивала пустые сети, потому как ставила их неправильно, но София была настойчивой – пыталась ставить их и так, и этак. Наконец дело пошло. Первым ее уловом были пара кефалей и зеленуха. Уже скоро в сети стали попадаться жирные окуни, барабульки, ставриды.

Жизнь постепенно стала входить в размеренное русло. Избушка, размещенная на утесе и окруженная лесом с болотами, оказалась хорошим укрытием. Люди так глубоко в лес не захаживали, опасались диких зверей и топей. Прошло полгода, а хозяин так и не пришел. София понемногу освоилась в лесу, изучила его тропы, но в село выходить не стала. Что там сейчас творится? Миновала ли беда? Перед глазами до сих пор стояли страшные сцены переселения: истошные крики и кровь безвинно гибнущих христиан, не пожелавших оставлять свои дома.

Душу Софии точила тоска по родным. Как там они, живы, здоровы ли? Она осторожно пробралась к пещерам, к тому месту, где пряталась с ними сама. Но там никого уже не было. Наверное, перекочевали в другое, более удобное место, подумала она. София стала приходить в пещеры снова и снова; она уже изучила их ходы и неплохо в них ориентировалась. Однажды в одной из пещер она обнаружила оставленные вещи. Сначала София обрадовалась находке, но через мгновение поняла – радоваться здесь нечему: вещи были брошены так, словно людям пришлось спешно покинуть пристанище. Среди бедного скарба София увидела старинную книгу на греческом языке. Это была книга ее матери. Она передавалась в их семье по женской линии из поколения в поколение, и ею очень дорожили. С этого момента Софии все стало ясно: ее родные больше сюда не вернутся. И скорее всего их нет на свете вообще. Прижимая книгу к груди, женщина побрела назад, в лесную избушку.

Понемногу сердце успокоилось. Девочка подросла и стала помогать по хозяйству. Так они с ней и жили отшельницами, вдали от людей. Ходили на базар в Каффу, где их никто не знал, продавать рыбу, дикий мед, лесные ягоды и грибы. Им было хорошо вдвоем с дочерью, в лесу никто их не тревожил, лишь иногда забредали лоси или какие-нибудь другие звери. Но их София не боялась – она давно знала, что люди куда опасней животных.

Санкт-Петербург. Январь

Тихомиров слушал эту женщину и не знал, что делать: то ли сразу прогнать ее к чертовой матери, чтобы голову не морочила, то ли привлечь к ответственности за умышленный ввод в заблуждение следствия. По-человечески ему хотелось выбрать первое, ибо Томила Пеганова своими заявлениями уже допекла, а по закону он должен был ее посадить.