Каждый раз в начале месяца он передавал бывшей жене деньги на сына. С передачей денег можно было повременить – день-другой погоды не сделали бы. Слава Богу, ребенок не голодал. С собой нужной суммы у Николая не оказалось – за ней нужно было ехать в город, а это как раз то, что ему и требовалось. Николай видел свет в окнах дома Лакришевых, а это значило, что Томила с сыном скорее всего тоже приехали в поселок. После лыжной прогулки он сходил к ней, уточнил ее планы и, узнав, что она вечером будет в Питере, договорился принести деньги в квартиру на Песчаной.
Надо было им со Светкой ехать в это поганое Разметелево! Без дачи зимой ну никак не обойтись! Сидели бы дома, и все было бы хорошо. Так ведь нет – нашли приключения на свою голову, точнее, на его голову, Светке-то ничего не грозит, а его посадят, потому что больше сажать некого. Стоп! А если тип, который по дороге встретился, бабку придушил? И время подходит – как раз тогда Аида Серафимовна и скончалась.
Николай порылся в карманах и извлек оттуда визитку следователя. Когда Тихомиров ему ее давал, Николай брать не хотел, думал, что чего-чего, а звонить следователю он не станет.
– Илья Сергеевич? Здравствуйте. Я кое-что вспомнил. Когда вы говорите? Да, я приеду.
Ну вот, теперь он вызвался на встречу со следователем и добровольно явится в казенные стены, при одной мысли о которых совсем недавно у него сводило скулы. Осталось только по собственной инициативе сесть в тюрьму, усмехнулся Пеганов.
– Вы хорошо его запомнили? – Илья Сергеевич недоверчиво разглядывал собеседника, вид у него был помятый. «Вчера отмечал выход на свободу», – безошибочно определил он.
– Ну так, – неопределенно ответил Николай. – Узнать сумею. Чернявый он такой, то ли чечен, то ли цыган – я в них не разбираюсь, черный, короче.
– Кавказец, что ли?
– Ну да. То есть не совсем. Может, и кавказец, но не русский это точно. И не местный. Говорил он с акцентом, так питерцы не говорят. Даже по одной короткой фразе понятно. Высокий, крепкий, лоб такой широкий, волосы короткие, немного курчавые. Одет был в черную кожанку и темно-синие джинсы. Джинсы хорошие – сразу видно, не барахло ширпотребовское. Вообще он хорошо был одет, только не по погоде – было заметно, что ему холодно. Я хоть и не гей, а в тряпках разбираюсь, фуфло на себя не надену, относил его уже, хватит. Теперь могу себе позволить одеваться, как человек, – при этом Николай сделал многозначительную паузу – он явно гордился своими шведским свитером и брюками из тонкой темно-серой шерсти в полоску.
– То, что вы сообщили, важно, и мы эту информацию проверим, но должен вам сказать, что вам не стоит слишком обнадеживаться. По таким показаниям спустя долгое время найти человека практически нереально. К тому же из всех опрошенных свидетелей – а это не только семья Лакришевых, но и жители дачного поселка, – вы первый, кто упомянул об этом фигуранте. Даже если мы его найдем, кроме того, что вы его видели в Разметелеве, против него ничего нет. А этого, как вы догадываетесь, крайне мало для предъявления ему каких-либо обвинений. Зато против вас улик предостаточно.
– Засадить меня хотите?! Правильно! Зачем напрягаться, искать преступника, когда уже нашли крайнего! Ну уж нет! Я так просто не сдамся, обращусь к своему адвокату, а не к вашему подставному, специально найму самого лучшего – уж на него-то мне денег хватит. Что я, зря работал как папа Карло?! Никаких средств не пожалею, только отправить себя за решетку вам не позволю!
– Я всего лишь пытаюсь до вас донести истинную картину вашего положения.