Ведьмино колечко

Назавтра я с утра собиралась на работу, а они – в институт. И так каждый день. На четвертый день я сказала:

– Видеть вас такими не могу. А каково Жорке? Вы должны излучать уверенность, поддерживать его. У них же там есть тихий час? Приезжайте домой, обедайте, отдыхайте. И с новыми силами – к сыну.

– Да чего уж там, – тихо ответила Людмила. – Сегодня все будет ясно.

Вечером они вернулись позже обычного, и по их виду всё было ясно.

– Так, сколько стоит операция в Германии?

– Восемьдесят тысяч…

– Я завтра постараюсь сколько-нибудь достать.

– Мы продадим квартиру, но за нее столько не выручишь. После дефолта, сама понимаешь… и Заводской район не котируется…

– Вы завтра уточните сумму.

Назавтра я с утра пошла в банк, предъявила паспорт и спросила, какую сумму я могу снять с доступного мне счета и могу ли перечислить деньги в Германию. Получила распечатку и заверение, что деньги могут быть перечислены уже сегодня. После этого заскочила на работу, отпросилась на пол дня и отправилась в институт.

Я увидела Людмилу с мужем в холле. Они беседовали с врачом. Подойдя к ним, я сказала:

– Я нашла почти всю сумму. Разве что тысяч пять надо добавить. Давайте номер счета.

В кабинете врача, пока он вел разговор по-немецки, я держала за руки Людмилу. Ее трясло.

– Сейчас факсом счет высылают. Получите у секретаря.

В приемной я взяла у секретарши счет, и у меня глаза на лоб полезли.

– Что? – помертвела Людмила.

Я вынула из сумки распечатку и протянула ей:

– Смотри, это же знак! Мама, все будет хорошо!

Она своими дрожащими руками никак не могла развернуть бумаги. Павел Алексеевич выхватил их из ее рук и сказал:

– Нет, счета не одинаковые. Различаются на 100 долларов. Это что?

– Это сколько у меня есть. А это – сколько надо перечислить. У меня еще сотня остается. А думала, не хватит. Вы же говорили про 80. А немцы насчитали 76 с копейками. Ладно, ищите деньги на дорогу, я побежала в банк перечислять!

Вечером, когда я вернулась с работы, на кухне журчал голос Любови Михайловны и подавала реплики Людмила. Я от порога спросила:

– Что, Северских не будет? Тогда давайте все вместе поужинаем на кухне. Я торт принесла!

Из приоткрытой двери высунул нос дядя Паша:

– Во! Я как знал! Я сегодня такую копченую рыбину приволок! Только ты ее почисть и порежь, а то Любовь Михайловна скажет, что я продукт испортил.

– Давай сюда, Пашка, мы с Людочкой займемся. А сам иди столы двигать! – бодро сказала Любовь Михайловна. – У нас уже все сварено и накрошено. Как Клавка с утра сказала, что к матери поедет, я сразу решила, что надо собраться.

Редко мы так на кухне сидели. Это надо, чтобы несколько условий совпали: и чтоб Северские уехали, и чтобы у всех настроение соответствовало. Чаще всего наши посиделки организовывала Инка. А с тех пор, как ко мне переселился Витя, наверное, ни разу не собирались. Витя, впрочем, сегодня тоже появился, когда уже собирались садиться. За эту неделю мы виделись лишь однажды, хотя работаем в одном здании. Он кивнул при встрече, а я сказала «здрасьте». И вот…

Я и тут «здрасьте» сказала, но стоит ли родным нашими проблемами грузиться? Поэтому представила их друг другу:

– Мама, это Витя, Витя, это моя мама Людмила Петровна и ее муж Павел Алексеевич.

Сели. Разлили. Поели.

– Наташа, – начала Любовь Михайловна. – Ты действительно нашла такие деньжищи?

– Всё, уже даже перечислила. Завтра в середине дня забегу в банк и принесу вам платежку. Но пятница, сами понимаете, немцы могут не раскачаться. А в понедельник, я думаю, придет вызов. Может, стоит Жорика на выходные забрать, если лечение не очень напряженное? По крайней мере, днем его куда-нибудь сводите.

– А… откуда они? – это Людмила.

Я поглядела сначала на одну, потом на другую. В глазах обеих – опаска.

– Дорогие дамы, что вы такое обо мне подумали? Что я торганула своим телом? Так дорого оно не стоит! Или, может, вы решили, что я банк ограбила?

– Наташа, но откуда?

А Любовь Михайловна:

– Слушай, года два-три назад какие-то бандюги тебя искали. Может, это их деньги?

– Любовь Михайловна, ну не настолько я крутая, чтобы с мафией бороться! Но деньги эти и вправду нехорошие. Это деньги Кремера, которые он бабушке Кате много лет посылал. А она их не принимала.

– А как же они у тебя…

– Он ведь приезжал три года назад. Мы встретились, поговорили. Через полгода он вдруг сообщил, что переоформил невостребованный счет бабушки Кати на меня… как на ее наследницу. Я его об этом не просила, и никогда бы его деньгами не воспользовалась, но когда речь идет о жизни…

– Наташа, кто такой Кремер? – спросила Людмила.

– Отец мой биологический.

Пауза. Первой опомнилась Любовь Михайловна:

– Так Екатерина Семеновна тебе родной бабушкой была? Вы же никогда об этом не говорили!

– Да я и сама об этом три года назад узнала.

– Ну, семейка! Бабка твоя – кремень, а Эдька смолоду был себе на уме. Подожди! А как же Людочка… ты что же, отца своей дочери не знаешь?

– Любовь Михайловна, мама меня воспитывала, а родила меня Александра!

– А-а… Знаешь, а они друг другу подходят… ну, Эдька и Александра. Оба с гонором и, извини меня, противные.

– Согласна…